Как пишет известный историк профессор Андрей Зубов в статье "Размышления над причинами революции в России. Опыт восемнадцатого столетия"("Новый Мир" 2004, №7): "Видимо, не было в феврале 1917 года единодушия народа и власти, и именно поэтому "раскачать" народ шпионам ли, масонам ли, не важно, оказалось очень просто".
Историки справедливо указывают на скандалы вокруг Распутина как на один из главных факторов, подготовивших почву для революции. Распутинщина столь пагубно сказалась на доверии народа к режиму именно потому, что она не соответствовала народным представлениям о том, как должно управлять государством в годину войны и всеобщих лишений.
Надо отдать должное российской власти – на протяжении большей части своей многовековой истории она чутко улавливала народные представления и вполне соответствовала им. Отсюда проистекает и пресловутый путинский рейтинг, еще ранее проистекала поддержка Ельцина, а когда-то– авторитет советской власти и вера в царя-батюшку.
Однако в последние несколько лет Администрация президента Владимира Путина приступила к постепенному изменению системы управления страной. Россия как страна, основным занятием которой является продажа собственных энергоресурсов, – это уже не та страна, которой она была на протяжении большей части своей истории. Компрадорской стране нужны иные формы управления, чем стране полностью независимой, иные формы отношения власти и населения. Для "энергетической империи" (нефте-банановой республики) главным является возможность быстро обналичивать неликвидные ресурсы. Именно на это нацелены экономические реформы последнего времени.
Наиболее значимой из них явилась монетизация льгот, о которой политологическая тусовка успела уже позабыть. И напрасно. Ибо монетизация обозначает совершенно другую парадигму отношения власти и населения, отличную от той, что была принята в России на протяжении столетий. Девизом "русского способа управления", более того, "русского образа жизни" можно было бы назвать слова "не все покупается за деньги". В обществе всегда имелись внефинансовые рычаги управления. И льготы являлись наглядным, ощутимым свидетельством этой "внефинансовости". Одним росчерком пера это уничтожено – и таким образом уничтожена понятная на генетическом уровне основа отношений "государство – подданный", а значит, существующая система лишается последнего ореола легитимности. Новая же система не выстроена. Однако власть совершенно не задумывается над этими далеко идущими последствиями своих шагов.
Впрочем, к смене режима это не приведет. У оппозиции нет своего проекта, собственно, единственная ее реальная цель: "давайте отстраним от кормушки этих и будем грабить сами". Народ нутром это чует.
На Украине, например, люди поднялись против власти, так как знали и верили, что у существующего режима есть альтернатива (то, что "носители" нового проекта не собирались всерьез его реализовывать – другая история). В России такого ощущения (как и альтернативного проекта) нет. Причем, если украинский проект-идеал может быть "минимальным" – сытая жизнь буферного государства под зонтиком великих держав, то в России это не пройдет, тут нужно что-то "высокое".
Революцию за деньги купить нельзя – за деньги можно сделать только дворцовый переворот. Не купишь за деньги и эффективную новую идеологию. Ни Сурков, ни Зюганов, ни Жириновский – никто из них на нее не способен. Они люди старой системы. Главная проблема России - это кризис харизматических идей. И его очень трудно преодолеть, потому что он связан с общемировым кризисом системы управления.
Современная цивилизация подошла к рубежу: старые формы себя уже исчерпали. Практически во всех странах парламентской демократии профессия политика принадлежит к числу самых презренных. При этом, в смысле качества "человеческого материала" элит, естественный антипод парламентской демократии - диктаторские режимы - не лучше демократических, к тому же они неэффективны.
По всем углам современного мира разлито подспудное чувство недовольства имеющимися формами правления, чувство недоверия к правящим элитам, отчуждения от них. Но эти всеобщие настроения не выливаются в конкретные действия только потому, что народ не знает, что делать дальше.
Ситуация напоминает зарю парламентаризма, когда монархически-феодальный порядок, на протяжении нескольких десятилетий терявший всякую привлекательность, растратил весь имевшийся ранее кредит доверия. Перед великими буржуазными революциями все правящие классы – высшее дворянство, духовенство, короли пользовались примерно таким же "доверием" – к ним испытывали такое же презрение, как и к современным политикам-парламентариям. Держалось все исключительно инерцией безальтернативности – непонятно было, как еще можно управлять обществом. Как только буржуазно-парламентский проект был сформулирован, покатились головы людовиков и карлов. Как только стало ясно, кем заменить управляющий слой, как по-новому управлять обществом, "ça ira, ça ira, ça ira. Les aristocrates à la lanterne! Ah! ça ira, ça ira, ça ira" ("Мы победим! Аристократов – на фонарь!") – запела ликующая толпа.
Если кто-то предложит новый проект толпе современных мегаполисов – она запоет ту же песню. Благо, за последние двести лет фонари сильно выросли в числе.
Тот, кто выдвинет реальный альтернативный проект – сможет взять власть. Не только в России – во всем мире. В свое время Чингиз-хан, вооруженный не только и не столько луком и саблей, сколько новым видением организации социального пространства, с тридцатью тысячами конников завоевал весь мир – от Адриатики до Южно-Китайского моря. Это возможно и сейчас.
Россия сегодня, как и в 1917, – слабое звено мировой системы. Системный кризис здесь наиболее ярок и очевиден, так что косметический ремонт не поможет. Ситуации, подобные прошедшим "монетарным" волнениям, будут повторяться в России и впредь. Не хватает лишь нового проекта социального устройства – но он разрабатывается. И когда идея будет окончательно сформулирована, придет и новый Чингиз-хан. Причем придет не обязательно из самой России.
Вы можете оставить свои комментарии здесь
