На прошлой неделе в Москве в Центральном Доме Художника прошла 7 Международная ярмарка интеллектуальной литературы "non/fiction" — смотр книгоиздателей, которые обходятся без Донцовой, Устиновой и даже Б. Акунина. Александр Панов встретился с хозяином самого радикального и скандального стенда ярмарки — главным редактором издательства "Ультра. Культура" Ильей Кормильцевым. Его издательство специализируется на текстах, противостоящих так называемому мейнстриму. Девизы издательства говорят сами за себя: "Все, что ты знаешь, — ложь", "Книга как оружие", "Книги времен Апокалипсиса". Здесь печатаются культурные изгои — нацбол Лимонов, "красно-коричневый" Проханов и исламский гуру Гейдар Джемаль. Тут выходят переводы западных исследований о медицинской пользе марихуаны и скрываемой американским Госдепом подноготной событий 11 сентября. "Ультра. Культура" издает манифесты анархистов и скинхедов, антологию поэзии битников (американских революционеров от литературы 1950-х годов) и инструкцию по самообороне в случае столкновения с милицией. Прокуратура и Госнаркоконтроль постоянно требуют возбуждения уголовных дел против главного редактора и его команды. Но при этом "альтернативщик" и провокатор Кормильцев — интеллектуал, эрудит, талантливейший переводчик (в частности, читающая публика до сих пор благодарна ему за перевод романа легенды американской рок-музыки Ника Кейва "И узре ослица Ангела Божия") и блистательный поэт. Он вообще не нуждается в представлении. Помните — "Скованные одной цепью", "Я хочу быть с тобой", "Гуд бай, Америка"?! Кормильцев был автором текстов большинства песен группы "Наутилус Помпилиус" времен ее триумфа, и эти песни пела вся страна. С этого и начался разговор.

— Илья, что заставило всенародно любимого поэта-песенника стать радикальным издателем и даже политическим оппозиционером?

— Жизнь заставила. Все произошло под давлением обстоятельств. Другое дело, что я никогда не позиционировал себя как "поэта-песенника" или рок-музыканта. Моя деятельность — следствие идей, возникающих в голове, а средства для их реализации уже предопределяются этими самыми обстоятельствами. Я всегда себя воспринимал как культуртехнолога — в противовес модной нынче профессии политтехнолога. То есть я ставил перед собой некоторую конкретную задачу: "Почему бы не сделать вот это?!" И когда в Свердловске в конце 70-х мы только начинали свою музыкальную деятельность, моей задачей была попытка-эксперимент написать рок-тексты на русском языке (надо учитывать, что про "Аквариум" мы вообще не знали, а "Машина времени" не очень нравилась). А теперь я решил издавать вот такие — как бы запрещенные — книги. И это тоже своего рода эксперимент, культуртехнология. Для меня важен не результат, а сам процесс воплощения моих идей, организация движения. И когда музыкальный проект реализовался и стал коммерчески успешным, я сменил амплуа.

— Зато теперь тот же бывший "подпольщик" Гребенщиков в Кремль вхож, а ваш друг и коллега Бутусов выступает во Дворце съездов…

— Мало ли кто куда вхож и кто где выступает. На том свете всех будут судить по другим показателям. И спецпропуска мало помогут. Мне всегда интереснее работать с вызывающими идеями, чем с теми, что поддерживают статус-кво. Это связано с моим личным убеждением, что культура — это мертвое искусство. Культура всегда пытается защититься от искусства, обзывая его самодеятельностью и экстремизмом. Это корпорация, защищающая собственные экономические интересы и заинтересованная в том, чтобы ничего не менялось. А искусство — поток откровения. Культура принадлежит жрецам, искусство принадлежит пророкам. Пророки очень часто переходят в категорию жрецов и получают пропуск в Кремль или в Белый дом. Впрочем, я не хочу осуждать своих успешных друзей. Просто я уверен, что самые интересные войны — это те, в которых ты обречен на поражение. А победители оказываются проигравшими при прошествии многих лет.

— Но тем не менее вы сами долго были победителем. Прежнее бремя славы не тяготит?

— В 97-м году наши пути с Бутусовым разошлись, его бремя меня уже не давит. Нет, оно мешает, естественно. Пытается опрокинуть, перетащить в стан жрецов. Приходится себя постоянно репозиционировать, говорить: "Я этим больше не занимаюсь, про музыку больше не говорю". Бремя славы — это ловушка, которая пытается вернуть тебя в прошлое. А жить надо будущим.

— Будущее — за "Ультра. Культурой"?

— По крайней мере, это еще не до конца оформленный проект, и потому им интересно заниматься. Появилась общественная востребованность радикальной литературы, и власть, которая постоянно пытается наехать на издательство, ничего не может с этим поделать. Впрочем, сегодняшняя власть вообще беспомощна. По своей структуре она антиидеологична. Она решает тактические, а не стратегические задачи, и у нее нет никакой святая святых, кроме банковского счета. Всякую идеологию она старается купить и поставить себе на службу. Она отовсюду хватает идеи — получается дьявольская смесь, но не "коктейль Молотова". Она может разрабатывать либеральный дискурс, может левацкий, может империалистический. У власти нет учения, а значит, нет и области абсолютно недопустимого. Потому наша радикальная деятельность пока совершенно безопасна. Более того, когда прокуратура пыталась возбудить против издательства дело о разжигании национальной розни по поводу публикации книжки о скинхедах, к нам в офис пришел следователь. Спросил редакторов: "Вы сами книгу читали?". Перепуганные девочки ответили, что нет. "Зря, хорошая книжка", — вздохнул он. И эти люди запрещают нам ковыряться в носу!

— То есть, пользуясь вашей терминологией, они даже не жрецы, а жалкие временщики?

— Вот поэтому нынешняя власть и обречена на падение. Общество ждет какой-то жесткой идеи — левой, правой, националистической, но одной. А нынешняя власть не в состоянии ее предложить. Они говорят о вертикали? Попробуйте что-то удержать на вертикали — куске проволоки или стальной спице. Попробуйте удержать страну на чистой идее административной власти без собирающей идеологии. Все рухнет, и очень быстро рухнет.

— Тогда зачем бороться с властью?

— А "Ультра. Культура" борется не с властью — черт с ней, – а с культурной ситуацией, в которой пока есть какие-то зоны невозможного. Мы делаем невозможное возможным, работаем с запрещенными темами вроде наркотиков, террора, радикальных культурных практик, которые не то чтобы запрещены, но о которых не принято говорить публично. Или попытка говорить о них именно в таком ключе воспринимается как юродство или идиотия. Но кто это решает? А государственные секреты мы не продаем — власть их сама продаст, если найдется покупатель. Она слишком озабочена личным гешефтом. А вообще-то у властей не должно быть ничего личного. Так что наши враги — не власти, а общество. Когда некоторые книгопродавцы отказываются брать на распространение наши книжки, им никто не присылает инструкции сверху. Это простая советская трусость и личная косность. Вот с этим-то мы и боремся. В качестве оружия используя книги.

Текст опубликован в газете "Объединенный гражданский фронт", 05.12.2005

Александр Панов беседует с Ильей Кормильцевым

Вы можете оставить свои комментарии здесь

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter