Если верить государственной статистике, то начиная с августа инфляции у нас нет. Закончилась. Сколько ее накопилось с января по июль (8,1%), столько в эти месяцы и остается. Даже недруги в лице The Wall Street Journal это признают: "Спад укрощает инфляцию".

Мало того. Цены и дальше не будут расти. По крайней мере, до декабря включительно. Этот прогноз легко выводится из слов премьера Путина на российско-финском лесном саммите: "Вы знаете, что мы стремимся к снижению инфляции… В этом году уже будет, может быть, 8 с небольшим процента…"

Поскольку "восемь с небольшим" у нас уже есть сейчас, значит, до конца 2009-го ничего и не прибавится. Так решил премьер.

Добрых полгода без инфляции – получится исторический рекорд для нашего постсоветского капитализма.

Точнее, не получится, а мог бы получиться. Потому что в действительности рост цен и не думал прекращаться. Потому что та "инфляция", о ликвидации которой говорят начальствующие лица, это не весь рост цен в экономике, а только часть его – рост потребительских цен. А если уж совсем точно, то даже и не он, а только рост (или отсутствие роста) цен на специально отобранные образцы потребительских товаров. Часть от части.

Подсчитанный таким способом индекс потребительских цен (ИПЦ) действительно не увеличился за август, сентябрь и первые три недели октября. Но ведь многое, как вы догадываетесь, зависит от техники отбора и искусности в вычислениях. Скажем, так называемая базовая инфляция на том же самом потребительском рынке (отбор производится немножко по другой схеме) не только не прекратилась, но даже выросла: достигнув летом своего минимума (0,3% ежемесячного прироста в июне и в июле), она после этого снова поднялась (до 0,5% ежемесячного прироста в августе и в сентябре).

Да и "нулевой рост" ИПЦ – это сумма сезонного спада цен на продовольствие и продолжающегося роста цен на все остальное. Скажем, за первые три октябрьские недели страну спасли от общего роста потребительских цен всего четыре овоща: картофель (который подешевел на 6%), лук репчатый (на 7%), морковь (на 8%) и особенно капуста белокочанная свежая, которая за три недели стала дешевле почти на 10%.

Тем временем непродовольственные товары дорожали как ни в чем не бывало (за август на 0,6%, за сентябрь на 0,7%, а за октябрь еще не подсчитано).

Но потребительские цены – это, напомню, только часть цен. А уж остальные цены сейчас растут, совершенно не ведая стыда. Ведь о них перед публикой не отчитываются. Например, индекс отпускных цен в обрабатывающих производствах в августе поднялся на 1,4%, а в сентябре уже на 1,7%.

Инфляция в честном ее понимании вовсе не прекратилась. По большинству позиций она в разы, а то и в десятки раз выше, чем в богатых странах, где спад действительно "укротил инфляцию" и цены сейчас практически не растут.

А у нас растут уверенно, хотя и в самом деле не так стремительно, как в прошлом году. Но уж это-то понятно. Такой спад производства, как у нас, должен был вызвать мощнейшую волну дефляции. На отдельных участках так и случилось, но в целом, как видим, нет. Можно назвать это экономическим чудом, хотя и особого рода. И если уж наша домашняя инфляция, колебнувшись, выдержала страшный спад осени прошлого и зимы нынешнего годов, то с какой стати ей прекращаться теперь, когда самое неприятное, как говорят, уже позади?

Чтобы прочувствовать весь ее потенциал роста, сравним наш предкризисный ИПЦ (13,3% в 2008-м) с тем, что было в богатых, а также и в небогатых странах с экономикой покрепче нашей. В Европейском союзе в 2008-м индекс потребительских цен вырос на 3,5%, в США – на 3,8%, в Бразилии – на 5,7%, в Китае – на 5,9%, в Индии – на 8,3%. И сейчас во всех этих странах спад меньше нашего или же продолжается подъем.

За двадцать лет высокой инфляции у нас образовались целые научные школы, остроумно доказывающие полезность денежных накачек и сопутствующего им роста цен, без чего наше народное хозяйство будто бы просто не сможет работать.

По этой логике, рядовой человек, недовольный инфляционным налогом, в реальности более тяжелым, чем любой другой, просто своей не понимает пользы. Потому что прекращение роста цен якобы равносильно полной остановке российской экономики. Самое занятное, что антиинфляционные эксперименты, время от времени проводимые российскими властями, эти прогнозы как бы подтверждали, и в самом деле хронологически совпадая с очередными экономическими спадами. Так что в нынешний кризис мы вошли чемпионом мира по росту цен среди больших экономик. Но вот в трудный час это нам очков почему-то не прибавило.

Вспомним поэтому историю нашей отечественной борьбы с инфляцией. Что было не так?

О первой половине 90-х умолчим из деликатности. Но затем были три интересные попытки.

Первая великая битва с инфляцией состоялась в 97–98-м. Денежную массу М2 удерживали от роста все жестче и жестче. В конце 97-го она вообще перестала увеличиваться, а затем до августа 98-го даже сокращалась. Инфляция в годовом исчислении впервые за постсоветские годы стала измеряться однозначным числом.

Но тут случился дефолт, вызванный ошибочным, как позднее выяснилось, желанием властей сохранить одновременно и переукрепленный рубль, и чрезмерные бюджетные расходы. Пришла пора любой ценой спасать экономику. Тут уж стало не до замеров инфляции. Денежная масса, а с нею и цены стремительно пошли вверх.

Следующий раунд антиинфляционной борьбы случился несколько лет спустя, когда пыль осела и экономика заработала в нормальном режиме. В 2002-м денежная масса увеличилась всего на 32,4% (минимальный рост за все жирные годы). Инфляция быстро шла вниз, но темпы увеличения ВВП снизились на пару процентов, и хотя подъем продолжался и ничего ужасного не произошло, но для высшего начальства это замедление было невыносимо. Поэтому в следующем, 2003-м, экономику основательно подхлестнули, и денежную массу нарастили уже гораздо сильнее. С темпами роста ВВП все сразу стало в порядке, а инфляция перестала снижаться.

Но надежда не умерла. Следующие пару лет денежная политика шла галсами, то ужесточаясь, то ослабевая.

Индекс потребительских цен в 2006-м снова измерялся однозначным числом. Убавься он еще вдвое-трое – был бы евростандарт. Но тут-то и пришло время радикально отказаться от финансового здравомыслия. Огосударствленная экономика потребовала новых масштабов денежного подхлестывания, а честолюбие начальства – новых, невиданных темпов подъема.

В 2006-м рост М2 составил аж 48,8%, а в 2007-м сохранился на этом же уровне – 47,5%. Потребительские цены не сразу, но все увереннее стали ускоряться.

Антиинфляционной политикой пожертвовали в третий раз и по тем же, в сущности, причинам, что и в прошлые разы, – из-за неверно выбранных ориентиров развития, мегаломанских грез, а также, как и всегда, из-за стремления реализовать корыстные верхушечные интересы.

И вот нынешний кризис. Что сейчас происходит с денежной массой? На начало октября 2009-го она на 5% меньше, чем год назад. Поскольку эти деньги обслуживают экономику, размер которой за тот же год уменьшился на 10–11%, этого уже достаточно, чтобы инфляция оставалась ощутимой. Но запланированные на ближайшее время новые большие траты разгонят ее еще сильнее.

И есть еще вещь поважнее любых формальных планов – сама логика принятия решений, которая какой была, такой и осталась.

Все механизмы поддержания инфляции, возникшие у нас еще в 90-е годы и потом отшлифованные в нулевые, по-прежнему в рабочем состоянии.

Это сильная с виду, но, по сути, слабая власть, капитулирующая перед финансовым вымогательством лоббистских коалиций и вдобавок обзаведшаяся массой собственных затратных начинаний.

Это постоянная неспособность решить проблему гигантской нефтедолларовой выручки. Само по себе наличие таких сверхдоходов может и не подгонять внутреннюю инфляцию. Но только в двух случаях: когда в страну просто не пускают доходы от экспорта (именно таков китайский подход, у нас неприемлемый, так как слишком велико искушение оприходовать и поделить халявные деньги) или когда мирятся с резким укреплением национальной валюты (тоже неприемлемый вариант, поскольку наша монополизированная экономика при этом теряет последние остатки конкурентоспособности).

Поэтому в докризисные годы наши власти каждые несколько месяцев шарахались от антиинфляционного курса (когда рублю позволяли крепнуть) к курсу инфляционному (когда в порядке борьбы с укреплением рубля печатали необеспеченные деньги и скупали на них нефтедоллары). Кризис сам собой прервал эти душевные и финансовые терзания, но сейчас, с новым скачком нефтяных цен, занятно видеть, как они возвращаются обратно.

И о самом, может быть, сокровенном инфляционном механизме. Это наша уникальная банковская система. Точнее, отсутствие таковой. Наши банки – это большие валютообменники и (или) распределители казенных денег. Поэтому у нас как не было, так почти и нет нормального коммерческого кредитования, когда деньги дают под реальный процент, но при этом следят, чтобы их тратили рационально.

Эта не случайно возникшая и постоянно поддерживаемая сверху банковская ущербность как раз и придает неодолимую силу требованиям лоббистов организовывать веерные раздачи казенных денег, раз уж их нельзя раздобыть нормальным порядком. С одной стороны, такие бездумные денежные вливания – надежнейший мотор инфляции. А с другой, без них и без нормальных банков экономика и в самом деле проседает, словно бы подтверждая теории о неразрывной связи низкой инфляции и хозяйственного спада. Не для всех, правда, а только для нашей страны – в том виде, в каком ее хозяйство сейчас организовано.

И ведь все перечисленное благополучно пережило первый кризисный год. Все готово к действию в прежнем режиме, да отчасти уже и возобновило свою работу.

Инфляционные механизмы так же надежно вмонтированы в систему, как и механизмы коррупционные.

Отсюда и прогноз. Расставание с высокой инфляцией когда-нибудь, конечно, произойдет, но уж никак не раньше, чем расставание с системой.

Статья опубликована на сайте Газета.Ru

Сергей Шелин

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter