В массе различных партийный проектов, появившихся в последнее время, обращает на себя внимание предложение известного писателя и общественного деятеля Максима Калашникова о необходимости создания партии развития. Это, по его мнению, позволит избежать социального взрыва в России. При этом Калашников развивает идею независимого аналитика Игоря Бощенко, изложенную в докладе "Оптимальное государственное устройство как внутриэлитный консенсус". Мы попросили эксперта подробнее рассказать об истории появления этого проекта.

— Игорь Валентинович, прежде всего объясните, почему вы, имея первое техническое образование, занялись решением политических проблем?

— Дело в том, что я много лет занимаюсь реализацией искусственных нейронных сетей четвертого поколения. Речь идет не об искусственном интеллекте, а об искусственной жизни. Изобретение персональных роботов является еще более революционным, чем создание персональных компьютеров. Для меня очевидно, что новому технологическому укладу должны соответствовать совершенно иные общественные отношения. На смену представительной демократии должна прийти демократия более высокого порядка — диалоговая. Такая модель управления социумом позволяет вырабатывать оптимальные решения, выгодные всему социуму. Партии по большому счету — это устаревший социальный инструмент. Но, на мой взгляд, перейти на новый уровень развития мы сможем только через совершенствование существующей политической системы. Я вижу, что процессы в обществе идут вспять, и высказать свои мысли на этот счет считаю своим гражданским долгом. Это я рассматриваю как своего рода общественную нагрузку.

— Каким образом вы обосновали необходимость создания модернистской партии?

— Самая длинная история у американской демократии, ей около 200 лет. Этому она обязана биэлитной системе, более устойчивой по сравнению с моноэлитной системой, как в России. Когда элита состоит из двух частей, конкурирующих друг с другом, есть развитие. Двухтактный партийный механизм, когда две правящие партии между собой борются за власть, никто не придумывал, он исторически сложился. Преимущество его в том, что, когда одна часть элиты, находящаяся у власти, входит в тоталитарную фазу, другая демократизируется. Она взаимодействует с социумом, у нее открываются лифты вертикальной мобильности, уходят пассивные кадры, а приходят новые пассионарные люди. Свежие силы и гарантированный доступ к общенациональным СМИ обеспечивают ей успех на выборах, и так происходит мягкий процесс смены власти. Проигравшая часть элиты не становится маргинальной, она начинает накапливать силы. В нормальном социуме основные политические силы концентрируются в центре. Все пытаются перетянуть предпочтения массы избирателей в свою сторону, а не уничтожить другую сторону.

В США модернистская партия — это демократы, а консервативная — республиканцы. Одни обеспечивают развитие, а другие закрепляют все лучшее из найденного.

В природе действует такой же принцип. Есть мужское начало и женское начало, мужское отвечает за новации, а женское — за закрепление и сохранение в фенотипе удачных новационных находок.

Левые и правые партии играют роль балансира между двумя этими силами. У нас же все партии находятся на одной проекции, кто левее, кто правее. Борьба крайне антагонистических сил поляризует социум, но сложившийся в России правящий дуумвират создает исторически удобный момент для перехода к двухтактной модели. "Единая Россия" во главе с Путиным — это центристская консервативная партия, а вот ниша модернизаторов-центристов свободна. В принципе ее может олицетворять президент Дмитрий Медведев, объявивший своим курсом модернизацию. Хотя я понимаю, что хотеть и мочь — это не одно и то же. Судя по последним публикациям, власть не очень понимает эти вещи. Это большая проблема. Есть социальный запрос на формирование такой партии и демократии такого типа. Представителем модернисткой партии, например, является Максим Калашников.

— Вы хотите сказать, что модернистская партия уже существует?

— Процесс создания этой партии проходит этап сетевых структур. Сеть еще слабо связана, в ней обкатывают различные идеологемы, которые могут лечь в основу программных документов. Новую идеологию всегда выдвигает оппозиция, а не существующая элита, которой нет резона меняться. Действующую власть устраивает ее положение, и она видит свою задачу в сохранении статус-кво. Власть пытается подавить оппозицию, используя то, чем она обладает: деньги и репрессивный аппарат. "Посадка" Ходорковского — это удар по деньгам оппозиции, а "посадка" нацболов — это удар по инструменту насилия оппозиции. Идеологов пока не сажают, впрочем, это и бессмысленно. Мемы — они везде и нигде. "Посадка" не приведет ни к чему, нельзя посадить в тюрьму одного муравья, бессмысленно, а всех невозможно.

— Проекты создания модернисткой партии вынашиваются многими. Чем ваш отличается от других?

— Ничем, кроме понимания принципов и приводных ремней этого процесса. Все занялись проектами модернизации политической системы, потому что существует такая вещь, как сценарий по выносу элиты, то есть отстранению от власти не отдельных лиц, а вообще всех. Его разрабатывают западные аналитические центры. Дело в том, что ни Европе, ни США не выгоден распад России, он выгоден Китаю, им не хватает природных и интеллектуальных ресурсов. Если Китаю отвалятся Сибирь и Приморье в виде эдакого "канадского мягкого подбрюшья", то это сделает Китай неуязвимым с геополитических позиций с одной стороны, а с другой стороны, может послужить одним из способов разрешения ряда их внутренних противоречий. Нынешняя российская элита не в состоянии сохранить целостность страны, по этой причине Запад пошел на то, чтобы поддержать оппозицию для борьбы с нынешней элитой ради сохранения целостности России.

— Какую именно оппозицию, по-вашему, поддерживает Запад?

— Запад поддерживает больше всего левых, и я не исключаю, что они придут к власти. На мой взгляд, более предпочтительно, чтобы к власти пришли центристы. Например, проект, который предлагает Максим Калашников, строго говоря, не относится ни к левым, ни к правым. Прежде всего не отрицается любая законная частная собственность, полученная путем физического, интеллектуального, организационного труда ее собственника. В то же время вся финансовая система, включая эмиссионный центр, должна находиться в государственной собственности, а доходы от нее — под жестким контролем общества. Национальная валюта должна привязываться к национальному валовому продукту, а не к валютам третьих стран, как это делается сейчас, когда рубль становится опорой и поддержкой этих валют. Здесь опять уместно многое, но не все, из китайского опыта. Этот пункт в программе Калашникова является принципиальным.

— Но этот программный пункт является революционным и предполагает радикальное изменение мировой финансовой системы...

— Россия, вклад которой в мировой оборот капиталов составляет много меньше одного процента, не сможет подорвать мировую финансовую систему. Впрочем, на ее подрыв работают многие страны с более существенным удельным экономическим весом. Так, в Китае 7 государственных банков контролируют 98 процентов финансового оборота страны, и финансовая система Китая де-факто является государственной. У Китая другого выхода нет. Мы не должны следовать инструкциям Запада и Востока, но изучать и использовать проверенные временем эффективные решения — несомненно. Нам следует изучить биэлитную демократическую систему в США , а финансово-экономическую — в Китае. Надо брать за рубежом все лучшее и полезное нам, а не то что навязывают. Впрочем, для Запада усиление России — не самый негативный сценарий. Запад больше потеряет в результате усиления Китая.

— По-вашему, в российских внутриполитических делах "фактор Запада" играет существенную роль?

— Запад объявил России экономическую войну. США перестали импортировать сжиженный газ, они наладили производство своего газа из сланцев. Таким образом, Катар весь свой сжиженный газ стал продавать Европе, и цена топлива упала на спотовом рынке в район отметки 100 долларов за тысячу кубометров. "Газпром", набравший кредитов, не может продавать свой газ меньше чем за 240 долларов за тысячу кубометров, в противном случае "Газпром" ожидает дефолт. Ухудшение экономической ситуации стимулирует социальный протест внутри России, который может смести элиту. Отсюда и возникла эта история про модернизацию. Власть хочет, чтобы умники что-то придумали, пока нам полностью не перекрыли кран, а это время ой как не за горами. А умников-то больше нет, все они разбежались кто куда.

Да и кто будет сотрудничать с властью после того, как она "кинула" Калашникова? Четвертого декабря его попросили принести в администрацию президента все документы по футурополису. После чего 31 декабря выходит распоряжение президента о создании в России Центра исследований и разработок, в текст которого вставлены цитаты из работ Калашникова и его коллег. При этом главным исполнителем назначен Чубайс. Это демонстрация пренебрежительного отношения к умникам. Даже публично спасибо не сказали. Подход должен быть системным. В чубайсовском исполнении проект обречен на провал. Лучше бы отдали все команде Калашникова, ведь важно не только хотеть, но и мочь. За Максимом Калашниковым стоят совершенно реальные ученые из Российской академии наук, которые уже неоднократно пытались обратить внимание руководства страны на существующие проблемы, но аппаратные барьеры как в РАН, так и высших эшелонах власти препятствовали этому. Медведев проявил интерес к инициативам Калашникова, но дальше этого дело не пошло, руководство страны оказалось не готово к диалогу и не понимает вообще происходящего.

— Не кажется ли вам, что имидж Калашникова не делает хорошую рекламу его команде?

— Максим Калашников, пусть в грубоватой форме, выражает чаяния широкого круга людей, которые ориентированы на модернистское и инновационное развитие, куда, естественно, входит и много людей из научной среды. Калашников — не лидер, он рупор. Рупор достаточно широкой группы. Например, Медведев неслучайно вытащил из блогосферы именно Калашникова. Любая "случайность" — есть следствие кропотливой работы. Мы приложили некоторые усилия к тому, чтобы эта ситуация возникла. За Калашниковым стоят серьезные и компетентные люди. У нас не будет партии вождистского типа. У новой общности или, скорее, союза партий не будет единоличного лидера. Калашников в некотором роде является "точкой сборки" для разных людей, разделяющих некие базовые идеи. На данном этапе важно понять, как социум в своей массе, а не экспертное сообщество, воспринимает эти идеи. Социум сейчас ориентируется на "вождей", ну вот вам и "вождь". Влиятельность на самом деле определяется не деньгами и не отрядами боевиков, влиятельность определяется тем, насколько та или иная сила отражает общественный запрос и общество готово следовать за этой, прежде всего, интеллектуальной силой.

— Вы довольны, как работает ваша "точка сборки"? Ведь Калашников отпугивает многих людей...

— То что многих, вопрос дискуссионный, правильнее сказать многих либералов — вот это правда. Кроме того, "точек сборки" может быть несколько. Главный принцип — это четкие цели: возрождение России, создание сильного социального, демократического государства, развитого технологически. А сейчас происходит консервация отсталости. Мы не воюем ни с левыми, ни с правыми, все могут подходить к Калашникову. А там будем двигаться дальше, если наши цели совпадают. В нашей программе провозглашены три суверенитета: территориальный, экономический, когнитивный (духовный). И никакой "сувенирной" демократии в стиле Владислава Суркова.

— Что подразумевается под экономическим суверенитетом?

— Программа основана на идеях физической экономики. У нее много авторов, среди них экономисты Андрей Кобяков, Михаил Хазин, Олег Григорьев. Мы оппонируем той бездумной экономической политике, которая ведется не в интересах народа. Перефразируя Дэн Сяопина, неважно, какая кошка мышей ловит, но главное, чтобы в интересах нашего амбара. Сейчас наша убитая экономика везет на своем горбу американскую экономику. Предполагается создание сильной самостоятельной финансовая системы, а не как сейчас, рудимента других систем, когда количество рублей в обороте определяется количеством долларов в нашем запасе. Развитие производства должно осуществляться за счет рублевых кредитов, а не иностранных. Продажа нефти и газа должна производиться за рубли. Взамен мы можем купить себе все, что нам нужно: современные технологии, заводы под ключ. Нам не нужны запасы долларов, которые тают в западных банках. Понятно, что западному миру не очень хочется торговать за рубли и способствовать укреплению России, и Кудрин воюет против российского народа на стороне Запада.

— Вы думаете, эти идеи, противоречащие доктрине неолиберализма, разделит Медведев?

— Я сомневаюсь. Надежды на то, что он станет центром системы, уже нет. Мы не хотим воевать с Западом, мы рассчитываем на понимание, потому что предлагаем возвращение западной цивилизации к своим истокам. В свое время в Европе существовал религиозный запрет на ростовщичество, то есть на получение ссудного процента. В советское время также не было частных банков, происходило общественное присвоение прибавочного продукта и общественное присвоение ссудного процента и эмиссионного дохода. Общественное присвоение прибавочного продукта в том виде, как оно было реализовано в СССР, существенно сдерживало инициативу людей. Но и та форма, которая внедрена ныне, тоже сдерживает развитие. Нужен промежуточный вариант, который мы опрометчиво проскочили в 1988 году, когда были кооперативы, были государственный банк и государственные деньги. Чего не было, так это развитых рыночных отношений и опыта у широких масс. Процент по кредитам должно получать государство, хотя частную собственность на все средства производства, кроме денег, мы не отрицаем. Кредитование — это функция государства. Китайцы так и делают. Они варьируют процентом в зависимости от социальной значимости проекта. Под малый процент, в частности, должно кредитоваться развитие всей инфраструктуры и социально значимых проектов.

— В результате чего модернистская партия может прийти к власти?

— Демократическим путем. Я предложил мягкий вариант реформы политической системы сверху, в виде двухтактной модели, — создание модернисткой партии. Но она не была принята. Доклад мною был сделан 21 января в Институте динамического консерватизма, а некоторые ключевые мысли из него 22 января должны были прозвучать на Госсовете. Этого не произошло. Возможно, потому что неожиданно пришел Путин, и все пошло не так, как предполагалось. Возможно, по другим причинам, но это сейчас уже неважно.

У власти сработал старый стереотип: зачем все менять, когда и так все ништяк. Игнорируется полностью то обстоятельство, что Запад уже начал экономическую борьбу против нынешней элиты России, точнее, ее моноэлитности. Итогом этой борьбы станет социальная неопределенность, бардак. Если не проходит мягкий вариант, произойдет жесткий, обусловленный действиями Запада. Мы, тем не менее, занимаемся разработкой партийных документов, работа в этом направлении идет. Это будет не одна партия, а коалиция партий. В выборах вряд ли мы сможем участвовать, мы до них не доживем. В 2010-2011 годах Россию ждет политический кризис, который я давно предсказывал. Калининград, Иркутск, Самара, Ангарск, где люди стали выходить с политическими требованиями, — это его первые ласточки. Если экономическая ситуация будет усугубляться, а она будет усугубляться, протест будет нарастать. Это та политическая реальность, с которой нам предстоит столкнуться.

Игорь Бощенко

Вы можете оставить свои комментарии здесь

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter