России не стоит ставить во главу угла экономику и молиться на инновации и модернизацию. Такое мнение на шестых Ходорковских чтениях "Российские альтернативы. Есть ли выход?" высказала политолог Татьяна Ворожейкина. Она считает, что модернизация экономики, о которой говорили многие участники мероприятия, — не выход для России. Мы попросили политолога рассказать о том, какой путь должна избрать Россия для преодоления отсталости.

— Татьяна Евгеньевна, вы назвали приоритет в развитии экономики рецидивом советского мышления. Вы бы как расставили приоритеты?

— Проблема России в том, что с последней трети XV века, включая советский период, власть во всех своих начинаниях использовала человека как средство. Постоянно воспроизводился тип отношений господства и подчинения, при которых человек, облаченный властью, принимал решения о судьбах миллионов людей, воспринимая их как своих подчиненных. Присказка "я начальник, ты дурак" выражает, на мой взгляд, суть российской власти. Это тупик в цивилизационном и человеческом отношении, да и в экономическом тоже, потому что такой человек не может быть носителем модернизации, с какой бы силой власть не пыталась ее внедрять. В неволе инновации не размножаются. Разговор: модернизация экономики или крах страны, мне кажется, в той же логике. Лучше, на мой взгляд, посмотреть, можно ли на микро-, мезо- и макроуровне изменить существующий тип отношений? Можно ли преобразовать отношения, основанные на господстве и подчинении, трансформировать их в сотрудничество и взаимодействие.

— Вы считаете, это возможно?

— По моему мнению, гораздо важнее для модернизации те многообразные, слабые и сильные процессы самоорганизации и попытки людей изменить свое положение и тип взаимодействия в своем кругу, а также с властью. Супермодернизационными проектами должны стать проекты по развитию самоуправления в жилищной сфере, поддержке профсоюзов, экологических движений, движений в защиту памятников культуры, борцов с уплотнительной застройкой и так далее. То есть все то, что заставляет человека отстаивать перед лицом власти собственное достоинство и свою человеческую сущность. Это ключевой момент, и здесь всякая спешка, всякая истерика противопоказаны. Процесс должен вырасти снизу, а не по приказу властей и не по приказу оппозиции. Искусство оппозиции заключается в том, чтобы наладить плодотворное сотрудничество и взаимодействие с разными инициативными группами, как это было в Польше в конце 80-х годов и как это было в Бразилии в последние двадцать лет.

— По-вашему, тип государственности, основанный на господстве и подчинении характерен только для России?

— В России не существует государства как системы публичных институтов, которая принята на Западе. Государство в России, и это обнажилось сейчас, — механизм для обогащения властей предержащих, предельно приватизированная субстанция, которая только по ошибке называется Российская Федерация. На самом деле это частная корпорация по обслуживанию частных интересов узкой группы людей. И все знают этих людей. Они происходят из одного города, из одного ведомства, из одного дачного кооператива. Вот это обнажает суть давно сложившегося в России типа государства, ключевым моментом которого является социальное господство: трансляция приказов, идей и мнений сверху вниз. Если мы начнем в отношении к государству и между собой отстаивать иной тип социального поведения, тип сотрудничества, дискуссии, уважения к чужому достоинству, вот тогда, наверное, государство и начнет меняться.

— Что вы можете возразить левым, которые утверждают, что и западные государства олицетворяют власть капитала, то есть власть немногих, подавляющих остальных?

— Критику современных левых, особенно латиноамериканских левых, я считаю во многом справедливой. Но я считаю, что демократическое устройство государства — это уже не западная ценность, а универсальная ценность. Западная демократия, которая становится важным средством канализации социальных интересов и взаимодействия с гражданским обществом, эти проблемы если не решает полностью, то, по крайней мере, смягчает.

— Разве советская власть не провозгласила уничтожение государства, основанного на господстве и подчинении?

— Это очень большой разговор. По существу, на мой взгляд, во время Революции и последующей Гражданской войны было столкновение не двух сил, а трех. Третьей силой было народное движение против самодержавия, против помещичьего землевладения, против жутких эксцессов российского капитализма, который в 1908 году не был готов отменить 12-часовой рабочий день и ввести 10-часовой, так как капиталисты считали, что российская промышленность от этого пострадает. Я полагаю, это народное движение было подавлено советской властью уже в 1918 году. Его наиболее ярким политическим воплощением было, конечно, анархистское движение Нестора Махно. Все то, что действительно осталось от революции, было зажато между белыми и красными. Могу вас отослать к великолепной книге Василия Голованова из серии ЖЗЛ "Нестор Махно", где вся эта проблематика поставлена. Народ уже тогда не был с большевиками. Он был в другом месте.

— Как достичь реальной демократии? Опереться на зарубежный опыт?

— Я привела в пример анархизм. Это свой отечественный опыт — Бакунин, Кропоткин, Махно, — который не воплотился. Мое разногласие с анархизмом состоит в том, что он отрицает государство вообще, я же думаю, что государство можно реформировать и что можно сделать правовое государственное устройство неизбежным продолжением гражданского общества. На большом пространстве, коим является Россия, не обойтись без государства, но его нужно выстроить снизу вверх.

Ольга Гуленок

Вы можете оставить свои комментарии здесь

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter