Конфуций говорил: "Мы еще не знаем, что такое жизнь. Как мы можем знать, что такое смерть?" В перевернутом мире российских исторических реалий эта идея прозвучала бы так: "Мы еще не знаем, что у нас было в прошлом. Как мы можем знать, что у нас происходит сейчас?"

60 лет — пять китайских циклов — прошло с того дня, как перестал дышать Великий Тиран. За это время рухнул коммунистический лагерь; была построена и разрушена Берлинская стена; на карте мире появились десятки новых государств и исчезли империи; люди высадились на поверхности Луны, был изобретен интернет; человечество прожило несколько жизней, пересмотрело свой взгляд на многие вещи. И лишь Россия все так и не может понять, что же случилось 5 марта 1953 г.: трагедия или благо?

Был ли Сталин даром судьбы или проклятием?

И вот она — поседевшая, измученная сомнениями, издерганная воспоминаниями — сидит на завалинке и ведет сама с собой долгий спор: "Да, насильничал. Во все полости, проймы, прогалины поимел. Но как он это делал! Без устали. Два с половиной десятка лет — и на часок не остановился. И еще усами так смешно щекотался". А вокруг кипит жизнь. Приходят и уходят эпохи. Но все это не касается несчастной страны. В ее душе время остановилось. В ее глазах осталось только прошлое, но и оно постоянно меняется и ускользает.

Отношение России к Сталину — это кафкианский винегрет из комплекса неполноценности с манией величия. Такое блюдо всегда пользовалось популярностью в деспотиях древнего Востока и среди всех народов, где независимость мышления была или крайне ограничена, или вообще отсутствовала. Под воздействием токсинов этого винегрета россияне, с одной стороны, все время стремились кому-то подражать, позаимствовать у соседей все, что можно — религию, письменность, государственное устройство, кораблестроение, конституцию, коммунистическую идеологию, станки; все время зарились на импортные магнитофоны и джинсы, на шанели и версаччи, на автомобильные иномарки, коттеджи в Финляндии, кондо в Майами и квартиры в Лондоне.

Но с другой — постоянно фыркали по поводу этих же соседей, закидывали их шапками, поливали дерьмом, и, гневно потрясая кулаками, убеждали себя: наши ракеты — самые быстрые, наш балет самый знаменитый, наш язык самый сложный, наша страна самая большая; наша природа самая красивая, наш народ самый гостеприимный … короче, мы их всех порвем. "Всех порвем, всех сделаем …"

Обратите внимание, сколько этнонимов появилось в этой связи в "гостеприимном" русском языке: чухонцы; финики; пшики; немчура, колбасники, фрицы; макаронники; лягушатники; китаезы; япошки; косоглазые; америкосы, пиндосы; негритосы; жиды; чурки, хачики, чучмеки, чебуреки, итд. Столетьями Россия пыталась создать Империю, которую омывали бы все существующие океаны. Но что-то постоянно мешало довести дело до конца: то царь по дурости сбагривал Аляску "америкосам"; то "япошки" выпихивали нас из Маньчжурии, то неблагодарные "пшики" с "финиками" объявляли независимость.

И вот сбылось. Сталин воплотил исторические чаянья российского народа. Сколотил Империю, равной которой еще не было в отечественной истории. Она простиралась от Эльбы до Вьетнама. В сфере ее влияния находились Восточная Германия, Румыния, Монголия, Китай. И Польшу Иосиф Виссарионович по сути назад забрал, и даже нашего маршала Рокоссовского посадил туда руководить армией.

Правда, советскому человеку все равно не разрешалось просто так поехать во все эти чудесные страны. Ну, так ведь и на остров Сааремаа, и в г. Светогорск (Ленинградская обл.), что на финской границе, просто так было не попасть. Зато впервые в состав государства вошли Кенигсберг, Ужгород, Черновцы. Зато теперь одна шестая карты мира была заштрихована темно-красным — это СССР. А еще почти столько же — бледно-красным. Это "социалистический лагерь". И все это темно-бледно-красное пело песни о Сталине, маршировало с его портретами по улицам, с большим трудовым подъемом встречало инициативы и откликалось на призывы. Как всем этим можно было не гордиться тогда? Как этим можно не гордиться сейчас?

И многие гордятся. Выкопав Сталина из могилы, прохановы, кургиняны, стариковы и тысячи других — злых и чувствующих себя обманутыми — рыдают над его так и не истлевшими клыками и посыпают головы пеплом лжи из его трубки. Разве перед величием Сталинской Империи не меркнет болтовня либеральных хомячков о каких-то жертвах какого-го ГУЛАГа, о сомнительном голодоморе, о тридцати миллионах погибших во время Войны? Да, были жертвы, были перегибы: мы их, мол, и не скрываем, но ведь время такое было. Зато — Империя, атомная бомба, Днепрогэс, Беломорканал. А эти либеральные спецы по статистике … им лишь бы ноликам в статистике жертв ужасаться.

Но что такое нолики по сравнению с Исторической Миссией, по сравнению с символом Могущества? Ведь и Всеволод Чаплин, и сам патриарх Кирилл не раз объясняли гражданам, что Россия — страна символов, и что символы для православного человека важнее, чем то, сколько людей погибло. И вот пока Россия не поймет, что за ноликами на самом деле стоят человеческие жизни; пока не прочувствует, что каждая из этих жизней дороже любого, самого грандиозного, самого блестящего, в самой золотистой обертке, символа; пока не осознает, что тиран есть явление гадкое и аморальное, будет она и дальше жить вне настоящего и без будущего, уныло рефлектируя над прошлым. И будут над ней и дальше насильничать и измываться: пусть уже не с таким пылом, не с таким размахом, но зато регулярно.

Плоти и крови ее хватит на всех жуликов, воров и негодяев. Сталин — это не слава российской истории, это ее вирус. И вирус этот — в нас. Если мы хотим излечиться, есть только один выход. Вырвать Сталина из своего сердца, из своего сознания. Вырвать, но сохранить его усатый облик в учебниках истории. Пусть дети знают, как не надо жить.

Леонид Сторч

"Эхо Москвы"

! Орфография и стилистика автора сохранены