Возвращаясь к напечатанному"(с)

 То, что вынесено в первую строку данного поста — не эпиграф. Это, скорее, обозначение "духа публикации", т.е. того, каким принципом я руководствуюсь при написании данного конкретного текста. А принцип именно таков: вернуться еще раз к уже сказанному-напечатанному и ответить на вопросы читателей, возникшие в ходе обсуждения предыдущего моего поста на эту тему, имея в виду как те вопросы, которые были мне заданы в этом блоге, так и те, которые возникли в блоге А.Илларионова. Хочу отметить, что эти  ответы являются как плодом моих собственных размышлений на эту тему (и отсылками к еще более ранним текстам, которые многие, очевидно, сочли излишним просмотреть), так и результатом обмена мнениями с А.Илларионовым, который любезно согласился на то, чтобы я включила его соображения в этот пост, не закавычивая и не выделяя отдельно. Таким образом, предлагаемый текст в значительной степени представляет собой "Труды мини-симпозиума в режиме e-mail", за что я приношу Андрею Николаевичу огромную благодарность.  Разумеется, я, как автор, подписавший текст, несу полную ответственность за все искажения, несоответствия и ошибки, в нем встречающиеся. Все претензии по прежнему — ко мне.

Итак, вопросы  и недоуменные возражения по поводу предыдущего текста можно обобщить по нескольким категориям:

1. В тексте нет ничего нового, все банально, давно известно и, соответственно, не понятно кому это нужно. Мы и так все это знаем, где "вклад в науку", уровню докторской диссертации не соответствует.

2. Насилие — это неотъемлемая черта любого государства, все элиты всегда применяют насилие, феодалы ничем не лучше "силовиков" после 17-го года, автор перепутал Божий дар с яичницей.

3. Несколько пересекающееся с п.2,  но, тем не менее, мне кажется, заслуживающее отдельного рассмотрения:  любые диктаторы — палачи, нет никакого смысла выделять российские элиты, пришедшие к власти после 1917 г. как некое особое явление.

Начну, пожалуй, с п.3, т.к. он в каком-то смысле проще всего и частично отвечает также и на недоумение, выраженное в п.1.  Термин "каста палачей" был мною введен в оборот в тексте "Крысоввод", опубликованном в этом блоге. Многие из вопросов, возникших у читателей, возможно, исчезли бы сами собой, если бы они ознакомились с этим текстом (на который, кстати, я давала ссылку).  Говоря так, я не имею в виду, что, прочитав этот текст, все сомневающиеся немедленно со мной согласились бы: я лишь имею в виду, что они поняли бы, что выражение "каста палачей"  употребляется мною именно в качестве термина, а не эмоциональной метафоры. Говоря о "палачах" я имею в виду людей, непосредственно исполнявших палаческие обязанности: казни (т.е. убийства безоружных, пусть даже по решению властей), пытки и телесные наказания. С риском повториться, процитирую, тем не менее, несколько фраз из "Крысоввода":

 "Хочу еще раз подчеркнуть: речь идет не о слугах или ремесленниках, занимавшихся "грязной" работой, а о людях, вообще вынесенных за пределы социума:  о тех, кому не позволялось селиться в пределах человеческих поселений, брать воду из общественных колодцев и уж тем более — появляться в общественных местах иначе, как для исполнения своих обязанностей/.../ Список  того, что относилось к деятельности исключительно "неприкасаемых", мог быть разным в разных культурах, но работа палача входила в этот список всегда./.../  Стигма, связанная с деятельностью палача, сохранилась в целости и прошла сквозь века практически нетронутой.  Столетиями палачи выполняли свои обязанности в ритуальной одежде и в масках. /.../ Идея, что палач или член его семьи может стать правителем города или страны, на протяжении тысячелетий казалась настолько же абсурдной и немыслимой, как для нас сейчас — мысль, что человеческим обществом может руководить насекомое. /.../Такое было возможно разве что в качестве одного из признаков светопреставления, когда абсолютно все законы, природные и человеческие, вдруг перестают действовать."(с)

 Почему палаческие функции на протяжении тысячелетий традиционно возлагались на "чужих" (часто — этнически отличающихся от большинства населения)? Потому, что они включали в себя нарушение двух древнейших и строжайших табу: убийство безоружного и убийство члена общины, "своего". Функции обнаружения преступника и его задержания, функции суда и вынесения решения (пусть даже о смертной казни) не включали в себя непосредственное соприкосновение с кровью (традиционно считавшейся носителем души во многих обществах)  и отъятие жизни у того, кто не может защищаться (сопряженное с тяжелейшими осложнениями в последующих реинкарнациях для того, кто это совершает).  Этот архетип оказался чрезвычайно устойчивым, мы наблюдаем его (в заметно угасшем виде) даже в современном мире. Не случайно многие читатели восприняли слово "палач" как метафору: даже сейчас это — страшное обвинение для любого, кто так или иначе дал к этому повод. Не случайно оно вызывает такую эмоциональную реакцию.

Определимся, заодно уж, чтобы, как говорится, два раза не вставать, почему коллективное бессознательное по-разному воспринимает убийство людей, совершенное на войне, в поединке или каким-либо другим образом, но в условиях, когда оба противника вооружены и более-менее равны по силе и убийство безоружных, тем более "своих".  Это частично относится к п.2, но тут уж так все сплетено между собой, что четко разделить очень трудно.

Убийство (и смерть) на войне (где, главным образом, и действовали вооруженные люди), равно как и возможность носить оружие и применять его с древнейших времен была привилегией (и обязанностью) сначала — всех свободных взрослых мужчин, затем, с разделением общества на касты — только (преимущественно) касты (варны) воинов. Из этой же касты выходили вожди племен, а впоследстии — и правители княжеств, царств и т.п.  Для воина убийство вооруженного врага было так же естественно, как и собственная смерть в бою. Подробнее о том, как и почему складывалась каста (варна) воинов-правителей можно почитать здесь и здесь. Не буду сейчас повторяться и вводить в тоску тех моих читателей, которые все это помнят и сейчас переминаются вежливенько с ноги на ногу в ожидании того, когда же я, наконец, скажу что-нибудь новое. Отмечу лишь, что поведение воинов и правителей было чрезвычайно регламентировано, что, хотя ни одна социальная группа не застрахована от того, что в ней появится условный "демон", получающий наслаждение от убийств и насилия, тем не менее, социальные механизмы здорового общества, как правило, приводили к изоляции подобного индивидуума и — в конечном счете — к утрате им своего положения (каким бы оно ни было) и либо смерти, либо к изгнанию за пределы общества.

Следует также обратить внимание на то, что в большинстве случаев воин терял право на убийство своего военного противника, как только тот слагал оружие и сдавался. Убийство сдавшихся, безоружных, пленных в большинстве культур также приравнивается к палачеству. На этом фоне характерно отношение касты палачей к делам Буданова, Ульмана.

 Надо сказать, что и этот архетип оказался чрезвычайно устойчивым, как ни пытаются некоторые оппоненты доказать мне обратное: примеры точного понимания того, чем отличаются обязанности воина от обязанностей палача можно найти и СССР. Например, вот здесь приводится фраза генерала М.К.Шапошникова, получившего в 1962 г. приказ атаковать толпу протестующих безоружных рабочих танками: "Не вижу перед собой такого противника, которого следовало бы атаковать нашими танками"(с). Там же приводятся свидетельства того, что "... офицер, получивший команду открыть огонь, отказался передавать эту команду своим солдатам и перед строем застрелился"(с). Тем не менее, кто-то команду отдал, огонь был открыт.

Трудно придумать что-либо нагляднее этих примеров разницы между действиями воина и палача.

Определившись, таким образом, с основными понятиями ("каста палачей" — "каста правителей", "казнь безоружного, пленного" - "убийство вооруженного противника на войне"), можно двигаться дальше. Обратимся к п.1, т.е. к утверждению, будто бы ничего нового из моего текста узнать нельзя, поскольку все абсолютно очевидно и даже банально. Честно говоря, не хотелось бы сейчас влезать на табуреточку и заводить речь о моем "вкладе в науку" по образцу введений в диссертации.  Здесь, к моему большому счастью, мне пришел на помощь мой постоянный посетитель Alexandre Bondarev, физик по образованию (что хорошо, т.к. его никак нельзя обвинить в гуманитарной мягкотелости), которого я позволю себе слегка процитировать: " как только ты начинаешь решать какую-то нестандартную задачу, то рано или поздно оказывается, что для ее решения уже существует адекватный математический аппарат, уже кем-то придуманный совсем для других целей (или просто так, из чисто научного интереса"(с). Нужно сказать, что это само по себе может служить достаточным объяснением того, почему данное исследование может быть интересно: применение инструментария из другой области знания часто дает неожиданные, а иногда — прорывные результаты.

Кроме того, я была бы чрезвычайно благодарна любому из моих читателей, кто смог бы указать мне, где и кто раньше сформулировал аналогичную концепцию объяснения исторических и социологических процессов на территории бывшей Российской Империи после 1917 года. Говорю это без всякого сарказма или иронии, т.к. была бы чрезвычайно рада прочесть подобную публикацию и, разумеется, если она будет найдена, готова впредь на нее ссылаться.

Хотелось бы лишь уточнить один момент. Предлагаемая схема рассуждений пытается обосновать то, что после 1917 года

в России произошло не просто изменение формы правления, а радикальный слом традиционной (всемирной) парадигмы формирования социума.  

Ну и, наконец, вопрос, кажущийся таким простым, но на самом деле являющийся многослойным и многомерным: чем насилие, применявшееся большевиками и — впоследствии — советскими и российскими правящими кругами, принципиально отличается от насилия, традиционно применяемого всеми правящими элитами к подвластному им населению? Частично я начала отвечать на этот вопрос в самом начале текста, специально заострив внимание читателей на то, как именно формировались элиты (и слои "отверженных") в традиционных обществах и в обществах, "социальный скелет" (точная метафора  А.Илларионова — Е.П.)" которых подвергается естественной эволюции. Разумеется, многое менялось с ходом времени, но ключевой принцип функционирования социума оставался прежним: подавляющее большинство населения всю свою жизнь проводило в пределах той социальной группы, где они родились и жили согласно представлениям, унаследованным от родителей, а также заложенным окружающей средой в целом. Для того, чтобы "пробиться наверх", как правило, необходимо было проявить особые способности и"совершить подвиг". Для того, чтобы окончательно выпасть из своей социальной сферы, нужно было совершить из ряда вон выходящее беспутство. Условные "ангелы" имели приемлемый социальный выбор (отнюдь не всегда легко дававшийся их близким) пойти по пути чисто духовного служения в соответствии со своей культурно-религиозной традицией, условные "демоны" рано или поздно выбрасывались из общества. Условия формирования элит серьезно влияют на их качество и на то, как они себя проявляют, следовательно это — один из важнейших факторов, которые необходимо учитывать.

 Далее. Феодализм, который часто поминается как пример необузданной эксплуатации низших социальных групп  и практически ничем не ограниченных возможностей насилия со стороны групп правящих, на самом деле таковым отнюдь не являлся. Он был социальной системой, функционировавшей на основе огромного количества законов, писаных и неписаных правил, ограничений и традиционных установлений.  Более того, феодализм (условный феодализм, конечно, поскольку это явление отнюдь не было ни однородным, ни "стандартным") из всех исторических форм организации общества был, пожалуй, наиболее разнообразной и динамичной. В пределах одного, сравнительно небольшого государства, можно было найти весьма различные социальные формы: от строго вертикально организованного владения, находящегося под контролем одного владельца (рыцаря, барона) до вольных городов, свободных крестьянских общин ("марок"), до цеховых организаций в городах, теократий (епископств и т.п.) и многих других форм социальной жизни

Ну, и, наконец, собственно о насилии и его применении. Эта тема также обсуждалась совместно с А.Илларионовым, и сама идея приводимого ниже  сравнения была предложена им.

Самый краткий ответ на вопрос, в чем состоит кардинальное отличие насилия, применяемого "обычными" правящими элитами от насилия, чинившегося пришедшей к власти в 1917 году "кастой палачей" будет такой: "Кардинальное различие — в векторной направленности".  Если в "обычных" обществах насилие элит направлено то, чтобы сохранить "социальный скелет", то в обществе, во главе которого стоит "каста палачей", насилие направлено на то, чтобы этот скелет, во-первых, разрушить "до основанья, а затем"(с), а затем, собственно — на то, чтобы  не дать ему восстановиться и "сростись". Это также требует приложения усилий и — главное — поддержания уровня насилия на достаточно высоком уровне.  Собственно, законченным, наиболее "полно-осуществленным" вариантом такого общества, очевидно, стала пол-потовская Кампучия (я не выделяла ее до сих пор как отдельное явление, поскольку очевидно,  что оно не самостоятельно, а является своего рода "высшей производной" советского режима. Близкой к кампучийской "производной" можно считать кимовскую Северную Корею).

Рассмотрим, как это на практике осуществлялось двумя режимами: советским и нацистским.

Против политических противников насилие применялось в обоих случаях. И тот, и другой режим ликвидировал все оппозиционные политические партии и течения. Многие из оппозиционных политических лидеров были физически устранены разными способами.

Разница: в советской России были ликвидированы практически все, кто был так или иначе активен в политике до 1917 года, кроме членов партии ВКП(б) ("зачистка" этой категории производилась по другим принципам). Таким образом, был ликвидирована большая часть "социального скелета", не будучи ничем замещена ( никаких других, альтернативных, видов политической деятельности не предлагалось, более того, прилагались все усилия для того, чтобы подобные попытки подавить).

2. Насилие по отношению к культурно-этническим  и религиозным группам. И тот, и другой режим применяли высокий уровень насилия по этому принципу

Геноцид по этническому признаку имел место и там, и там. Так же в обоих случаях люди подвергались гонениям по признаку веры или культурной принадлежности.

Разница: основной удар в нацистской Германии был направлен на евреев, которые позиционировались властью (вопреки совершенной очевидности) как "чуждый элемент", якобы разрушающий немецкую идентичность и культуру.

В СССР наиболее тяжелый (по последствиям, хотя и не по численности жертв) удар пришелся на религиозные группы и их представителей, выкосив сразу после революции практически все духовенство РПЦ, католической и протестантской церквей, не говоря уж об исламских лидерах различных толков, христианских сектах (они ликвидировались иногда в полном составе) и даже вплоть до буддистских монахов и шаманов народов Севера. Это была ликвидация еще одной крупной части "социального скелета".

3. Здесь мы наблюдаем значительную разницу. В нацистской Германии таких "произвольно назначенных" групп населения было сравнительно немного, и они не были определяющими для функционирования социума: цыгане, гомосексуалисты/лесбиянки, психически неполноценные.

Елизавета Покровская

Livejournal

! Орфография и стилистика автора сохранены