Рассмотрение уголовного дела против Даниила Константинова подходит к концу. 16 октября суд вынесет свой приговор. Обвинение настаивает, что вечером 3 декабря 2011 года около выхода со станции метро "Улица академика Янгеля" Константинов в ходе ссоры с 24-летним Алексеем Темниковым несколько раз ударил его ножом, а затем убил. Обвинение строит свою версию на выступлениях друга убитого Алексея Софронова, который неоднократно давал противоречивые показания. Свою вину подсудимый отрицает и настаивает, что в день убийства он отмечал в ресторане с семьей день рождения матери. Константинову грозит до 15 лет лишения свободы.
Ваша честь, господа адвокаты, друзья, товарищи, близкие! Прежде всего я хочу поблагодарить вас всех, всех, кто присутствует в этом зале, и всех, кто уже два с лишним года приходит на суды, следит за процессом, оказывает поддержку мне и моей семье. Я это очень ценю, спасибо вам большое! Я уже говорил в 2013 году, что считаю вас лучшими людьми России. И сейчас я убедился в этом еще сильнее.
Передаю приветы также тем, кто следит за процессом через СМИ и Интернет и распространяет информацию в сети. Я также очень надеюсь, что мое выступление увидит и услышит генеральный прокурор Российской Федерации, председатель Следственного комитета и директор московского ФСБ, поскольку в моей речи будет говориться и о должностных преступлениях сотрудников правоохранительных органов.
Не каждому выпадает возможность произносить последнее слово дважды. Мне эта возможность предоставлена удивительной настырностью моих преследователей, которые не хотят отказаться от обвинения, даже когда оно полностью развалилось.
Первый раз я выступал со своим последним словом в декабре 2012 года, а сейчас уже конец сентября 2014-го. А воз и ныне там. <...>
Выступая в прошлый раз, я сказал, что обвинение в этом процессе потерпело полное фиаско и было разгромлено по всем направлениям. В этот раз все еще хуже. Дело Даниила Константинова развивается по принципу бесконечного ухудшения качества обвинения.
<...>
Не указано точное место преступления. То ли убийство Темникова было совершено внутри вестибюля метро, то ли снаружи за стеклянными дверями, то ли в самих дверях. Это так и не стало ясно в течение процесса. Этого не знают ни государственный обвинитель, ни судья, ни сам обвиняемый. И это тоже не случайно. <...>
Непонятными остались формулировки о физическом и моральном превосходстве нападавших, пренебрежительном отношении к человеческой жизни вообще. Я неоднократно просил о разъяснении обвинения, но в этом мне фактически отказано.
В обвинительном заключении содержатся заведомо ложные сведения о якобы имевшем место отказе Константинова от прохождения полиграфа, хотя все было как раз наоборот, что мы и показали, используя материалы уголовного дела.
Следователем ложно представлены и извращены показания свидетеля Петрова. О чем он и сказал во время процесса.
<...>
Таким образом, в действиях следователя, составлявшего обвинительное заключение, на мой взгляд, содержится состав преступления, предусмотренного статьей 292 Уголовного кодекса России — служебный подлог. <...> Ждем реакции от надзорных органов, хотя вряд ли она последует.
<...>
В обвинительном заключении содержатся выводы, основанные на предположениях. Слова "могло", "мог", "может" встречаются в нем несколько раз. Слюна могла быть смыта дождем (по версии ключевого свидетеля обвинения Андрея Софронова — единственного свидетеля убийства, неоднократно менявшего свои показания, — ссора якобы началась с плевка Константинова в Темникова — прим. Каспаров.Ru), одежда Константинова могла быть постирана или уничтожена, нож мог быть уничтожен и так далее, и тому подобное. Так следствие реагировало на любые нестыковки и пробелы в деле — закрывалось догматиками и предположениями. Но, как мы знаем, предположение не может ложиться в основу обвинения.
Как я уже говорил, указанные недостатки не являются случайными. Уголовное дело в отношении Даниила Константинова сфабриковано от начала до конца. Любая фальсификация оставляет за собой хвост. Шлейф, который тянется от нее по всему делу. Липовое доказательство не может не породить липовых формулировок. Липовый свидетель не может не породить неясностей. Если человек чего-то не видел, то он не сможет это точно описать. Это касается показаний Софронова, на которых строится все обвинение.
<...>
Признаки фальсификации разбросаны по всем материалам дела. Липовые понятые, два Дениса — Кулаков и Добряков, — которые участвовали в 17 следственных действиях в период времени с апреля по ноябрь 2012 года, то есть как раз тогда, когда якобы проверялось алиби Константинова. И это при том, что следователь Алтынников утверждал — понятых он находил случайно, на улице. Случайно 17 раз.
<...>
Исчезновение целого ряда вещественных доказательств по делу. Сначала исчезают личные вещи Темникова: рюкзак, фотоаппарат, телефон, которые могут содержать сведения, имеющие отношение к его убийству. Они изъяты и осмотрены первично, но их содержание так и осталось неизвестным.
Исчезли видеозаписи некоторых камер из метро "Академика Янгеля", в том числе из перехода и вестибюля метро, о чем проговорился свидетель Суетин, сотрудник полиции на метрополитене.
Исчезновение видеозаписей со всех мест, которые имеют отношение к алиби: "М-видео", окрестности ресторана "Дайкон", исчезновение ленты из ресторана "Дайкон", на которую ссылалось следствие, пока она не стала неудобной для него. Исчезновение смывов крови из метро "Академика Янгеля" и вокруг него, у которых мы так и не смогли провести биологическую и судебно-криминалистическую экспертизу. Затертость, замазывание текста в протоколах следственных действий, что было объяснено как технические ошибки. Таких технических ошибок уже десятки.
Исчезновение даты преступления во всех протоколах следственных действий 22 марта 2012 года — как раз тогда, когда меня задержали.
<...>
Показания свидетеля Софронова о том, что он сам боялся быть привлечен к уголовной ответственности по данному делу, ссылаясь на свой печальный опыт. "Вы же знаете, какая у нас милиция", — сетует Софронов. "Я уже попадал в такие ситуации", — продолжает он. На вопрос адвокатов, что это были за ситуации, он ответить не успел — вопрос снят судом. Показания того же Софронова о том, что ему никто не угрожал, а заявление об угрозе он написал на всякий случай.
Его же показания о том, что он не читал протоколы следственных действий, поскольку плохо читает — подписывал не читая. Свидетель Сальников тоже не читал своих протоколов. Он тоже плохо видит.
Показания Софронова о том, что следователь Яковлев неправильно записал его показания, указывающие не на Константинова, а на другое лицо как на убийцу Темникова. При этом данный протокол подписан самим Софроновым, и никаких замечаний на его содержание не поступило. После составления протокола следователь Яковлев в срочном порядке увольняется из органов. На вопрос о возможности продолжения своей работы в органах он отвечает в суде: "Упаси Боже!" Интересно, почему?
Вообще показания Софронова — это отдельная история. Разброс его показаний в суде поражает даже бывалых юристов. От тех, где он утверждает, что вовсе не видел и не знает, что случилось с Темниковым, до тех, где он уже опознает Константинова и пытается описать, что произошло с Темниковым. Впрочем, пытается не очень удачно. В промежутках между этими двумя крайними вариантами показаний он указывает на другое лицо как на лицо, ударившее Темникова ножом. Странно, но первые показания, где Софронов не видел и не знает, что произошло с Темниковым, он дает тогда, когда в уголовном деле еще нет Константинова, а начинает их менять, когда с подачи Центра "Э" Константинов в деле появляется. Менять сначала в пользу того, что я присутствовал при нанесении удара Темникову, и далее к тому, что Константинов якобы сам замахивался на Темникова.
<...>
Он меняет место драки и замах ножом. Меняется и траектория замаха: то сверху вниз, то права и сбоку. И то, и другое. Кстати, противоречит медицинской экспертизе, которая говорит, что удар был нанесен снизу вверх. Узнав, что его показания противоречат экспертизе, он злобно произносит: "Блин. Вот незадача. Не угадал".
Все это со всей очевидностью свидетельствует — Софронов не видел того, о чем говорил, вне зависимости от того, кто же на самом деле был на месте преступления.
<...>
Софронов говорит на криминальном жаргоне, фене. "Легавый отшутимся. Я и подъеду", — рассказывает он о звонках оперативников. То заявляет, что он панк, что в его понимании означает: "Да наплевать на все". Цитирую дословно. То заявляет, что воровал он как панк, а показания дает как честный гражданин.
У него богатая биография. Девять классов образования. В тринадцать лет совершил первую кражу в колхозе, за что был поставлен на учет. Этот факт он будет позже отрицать, не зная того, что это зафиксировано в материалах дела.
Постоянно меняет место работы, нигде надолго не задерживается. Меняет и место жительства. То он живет у тетки в Москве, то в подъезде такого-то дома, куда ему звонит на несуществующий, по его словам, телефон следователь. Легавый, как он их называет. То проживает у себя в деревне, где в период следственных действий со мной умудряется совершить 10 краж со взломом, находясь под государственной защитой. Вовлекает в преступные действия своих друзей и свою девушку, но, будучи пойманным, спокойно дает на них показания.
Он не приходит на похороны своего "друга" Темникова, не навещает его родителей. Позже на суде он объяснит это тем, что был занят и у него болела рука. Но рука не мешала сбежать из больницы, и уж тем более совершить около десятка краж.
В своих показаниях на следствии Софронов упорно скрывает факт своего привлечения к уголовной ответственности, то есть врет, что зафиксировано в многочисленных протоколах следственных действий.
За многочисленные преступления его приговаривают к беспрецедентно мягкому наказанию — условному сроку. Но это мера держится только пока он не даст показания на Константинова в суде. Потом, когда он становится не нужен, его отправляют в тюрьму.
<...>
О политическом характере дела Константинова свидетельствуют многие факты и материалы, имеющиеся в деле. Участие Центра "Э" и ФСБ по делу о казалось бы, банальном бытовом убийстве. Против меня были мобилизованы целые федеральные ведомства. Главное управление по борьбе с экстремизмом МВД России и управление ФСБ России, то есть даже не территориальные отделы, а основные федеральные структуры.
<...>
Документы, исходящие из Центра "Э" и содержащиеся в деле, подписаны сотрудниками в рангах генералов и полковников ГУП МВД.
<...>
Генерал-майор Смирнов ни много ни мало — заместитель всего ГУП МВД Российской Федерации. Вот такой вот уровень заказа и сопровождения дела Константинова. Пусть кто-то посмеет сказать, что это обычная практика по делам об убийствах.
<...>
Какой же образ Константинова рисуют документы из Центра "Э"? Давайте обратимся к материалам дела.
В их имеются постановления о разглашении государственной тайны. Да-да, вы не ослышались, Даниил Константинов стал государственной тайной.
В этих документах рисуется страшный образ Константинова и его окружения. "Возглавлял экстремистские сообщества. Нарушал оперативную обстановку в городе. Проводил массовые акции протеста, в том числе и несанкционированные". А дальше еще круче. "Осуществлял финансирование экстремистской деятельности в России при помощи незаконных финансовых схем и аффилированных коммерческих структур". Поистине демонический образ. А в результате — ничего. Все это оказалось липой. За два с половиной года с появления этих документов не приведено никаких фактов, подтверждающих эту информацию.
<...>
Не найдены никакие аффилированные структуры и незаконные схемы.
В этих документах упоминаются и другие люди. Мой отец Илья Константинов, Дмитрий Феоктистов, Движение против нелегальной иммиграции, Русское общественное движение, партия "Новая сила". Видимо, готовился большой политический процесс наподобие "болотного дела", только справа. С обвинениям в экстремизме, спровоцированных массовых беспорядках, финансированием оппозиции в России. Именно поэтому производство обыска в офисе моего отца было поручено Центру "Э". Постановление об обыске сохранилось в деле.
Именно поэтому "эшники" разгромили офис, изъяв все, что можно. <...> Хотели что-то найти, но вот беда — не получилось. На этом и споткнулась политическая полиция, готовя большой политический процесс.
Теперь было принято решение просто закрепить за Константановым убийство, чтобы хотя бы частично выполнить поставленные задания по разгрому правого крыла оппозиции.
<...>
В начале Константинова вообще не было в деле, потом с развитием протестов в ноябре 2011 — январе 2012 года Константинов появляется в качестве лица, присутствовавшего при нанесении удара Темникову. Видимо, в этот момент Константинов устраивал следствие, как обычный хулиган или руководитель группы хулиганов. А в конце марта 2012 года, в преддверии массовых акций, приуроченных к инаугурации президента, он превращается в главного фигуранта.
<...>
Репрессии против оппозиции — это только часть большого процесса, это только этап в широком наступлении на права и свободы в России, которое сейчас осуществляется. Посмотрите, что происходит. Буквально каждый день взбесившийся принтер поставляет нам все новые и новые ограничительные процессы: в сфере Интернета, в сфере политики, в сфере некоммерческих организаций, в сфере сохранения секретных данных граждан России и так далее, и тому подобное. Это целенаправленная стратегия.
И даже находясь в таком положении, в котором я нахожусь сейчас, я не могу с этим согласиться и не могу это принять.
Я считаю, что граждане России должны и дальше последовательно отстаивать свои конституционные права и свободы. Не отступать и не сдаваться перед натиском государства. Это основное, что я вам хочу сказать.
<...>
Инициаторы этого дела думали, что мы успокоимся, что смиримся, что нашего сына и мужа отправляют в тюрьму на долгие годы по грязному обвинению. Но этому не бывать. Мы не смиримся. Я хочу заявить, чтобы те, кто организовал этот процесс, знали: я и мои близкие будем бороться за правду в этом деле до самого конца, даже если для этого потребуется вся наша жизнь.
Спасибо!
