Сергей Григорьянц считает, что на наших часах пробил час мужества. Позволю себе не согласиться: одного мужества нам не хватит. Даже для того, чтобы сохранить свободное русское слово. Наши деды были очень мужественными людьми. Но, как мы видим сегодня, передать внукам чистое русское слово не смогли.

Нет, мужества мало. Нужно много больше.

Нужно умение различать. Хорошее от плохого. И правдоподобное от правдивого.

Обширный текст Григорьянца в своей значительной части посвящен интерпретации последних 30 лет русской истории как операции КГБ по захвату власти. Методологически он очень напоминает сотни текстов о том, что перестройка и все, что за ней последовало, было операцией ЦРУ. Тот же уровень доказательности, та же детская страсть к авантюрным романам, тот же полет фантазии.

И то же непонимание, что когда нечто СЛУЧАЕТСЯ в интересах кого-то, это вовсе не значит, что этот кто-то это нечто СДЕЛАЛ.

Я вполне разделяю нелюбовь автора к КГБ. Но не надо приписывать этой организации сверхпособностей. Обычные ребята работали там. Не талантливее тех, кто трудился в других отраслях советского хозяйства. И точно так же они не знали, куда деть свои жизни, когда совок, простите, Советский Союз рухнул. Между прочим, стараниями их шефа, Крючкова, прежде всего. И все эти легенды о великом государственном деятеле Андропове, правление которого запомнилось только подешевевшей, омерзительного качества водкой "Андроповкой" и облавами на прогульщиков, сродни теории о том, что в президенты Путина наметили еще в 90-м году, когда откомандировали его к Собчаку. Последняя вообще напоминает анекдот позднего брежневизма: Сталин приказывает Жукову, планирующему очередную операцию, посоветоваться с полковником Брежневым.

Все это очень наивно, очень фантазийно, очень полно так и не изжитой уверенности, что сильнее кошки зверя нет. Но это в тексте Григорьянца не самое неприятное.

Самое неприятное – этические оценки и базирующиеся на них рекомендации. Еще можно было бы понять нежелание тревожить великую тень Сахарова. Его нравственный подвиг своим сиянием, в самом деле, ослепляет и мешает видеть то, что видеть нам необходимо. Необходимо, не чтобы бросить тень на Сахарова, а чтобы самим перестать повторять ту страшную по своим последствиям ошибку, которую Сахаров совершил в последний год жизни, когда он помог политическому взлету и Ельцина, и Попова, и Собчака... Тогда, в азарте борьбы с "коммуняками" это казалось проявлением политической мудрости. На поверку же оказалось копанием могилы для будущей революции.

Этические оценки вообще такое хитрое дело: начинаешь с малого компромисса, а потом неизбежно теряешь всю нить. И вот нам представлены 4 лидера оппозиции: Ходорковский, Удальцов, Навальный и Рыжков. И о каждом, как о мертвом, либо хорошо, либо ничего. У Владимира Рыжкова (бывший зам Черномырдина по "Наш дом – России", первый зампред госдумы в 97-99-х года, иначе говоря один из главных действующих лиц агонизирующей предпутинской России) оказывается "безукоризненная нравственная позиция". Легкая гримаска неудовольствия от плана Навального-Ходорковского в отношении Крыма растворена в панегириках "замечательному здравому смыслу" Навального и мировой славе Ходорковского. Об Удальцове же – просто надежда, что из него вырастет новый Григоренко. Надежда, конечно, сладкая, но ни на чем не основанная. Насколько мне известно, Григоренко отличали, прежде всего, преданность мечте и обостренное нравственное чувство.

Отсюда же идет и непонимания, а от непонимания – и недооценка крымского вопроса: попытка рассматривать его как вопрос геополитический и в этом качестве – мелкий. В самом деле, ну, что такое Крым, когда речь идет о судьбе России и вообще о миропорядке?

А ведь вопрос Крыма не политический. Это вопрос нравственный. Вопрос нашего нравственного здоровья. Принимаем мы воровство, грабеж и ложь как нормы жизни или не принимаем? Соглашаемся считать подлость доблестью или хотя бы просто нормой или не соглашаемся? Если соглашаемся (а сегодня большинство соглашается), то наше место на исторической свалке – нам нечего предложить другим народам кроме своей мерзости. Если не соглашаемся – то тогда появляется шанс на выздоровление.

Увы, даже человек с такой чистой биографией, как Сергей Григорьянц этого не понимает. Что уж тут спрашивать с других.
Я хотел бы закончить эту статью словами, что на наших часах пробил не час мужества, а час мудрости. Но понимаю, что это – перебор. Требовать мудрости даже не от всего нашего общества, а от его самой развитой интеллектуально части – перебор. От отдельных людей – да. Но нет у нас социальной группы мудрецов. Не доросли мы. Не вырастили такую группу.

Так что с "часом мудрости" не получается, не заслужили...

А вот "час честности", "час совести" – это в самый раз. Именно он на наших часах и пробил. И хотя звучит он порой похоронным набатом, только в нем наша надежда на воскресение.

Александр Зеличенко

Facebook

! Орфография и стилистика автора сохранены