Рыжик – крупный широкогрудый пёс, помесь стаффордширского терьера с дворнягой, настороженно остановился на краю пустыря, и бежавшая за ним стая тоже остановилась. Свалка, к застарелому тяжёлому запаху и рельефу которой собаки давно привыкли, вдруг изменилась. Залежи старого мусора два бульдозера отодвинули в сторону, к лесу, и без того усеянному брошенными вонючими пакетами. Образовалась широкая площадка. Неподалёку на дороге стояли две легковые машины, то там, то сям переговаривались люди. Рыжик коротко взлаял, круто повернулся и увёл стаю в лес, решив подождать, когда незваные гости уберутся с его территории.

Но люди не уходили. Подъехали друг за другом несколько больших грузовиков.

Глава районной администрации – шарообразный курносый мужичок, похожий на актёра Леонова, суетливо перебирал документы, расписывался.

– Почему я должен контролировать? Это дело таможенников, в конце концов…

Нервно интересовался он у приезжего чиновника из областного центра.

– Но кто-то должен отвечать, Михаил Иванович. А я сегодня возвращаюсь в город. – Жестко говорил тот, поджимая губы после каждой фразы.

Когда высокий гость сел в машину, глава администрации окинул взглядом колонну грузовиков и судорожно вздохнул:

– Сколько добра!

Начальник полиции, здесь же присутствующий, молча кивнул с кислой миной.

Потом, словно взяв себя в руки, глава скомандовал:

– Пусть выгружают.

Машины стали поочерёдно заезжать на площадку. Поднимался кузов, на землю сыпались коробки и ящики, из них катились в стороны персики, апельсины, киви, упаковки сыра, консервные банки…

Стоявшая неподалёку группа местных жителей подошла ближе.

– Иваныч, мы тут возьмём малость!

– Я вам возьму! – Взвизгнул глава администрации. – Запрещено!

– Ни себе, ни людям, – процедил высокий широкоплечий мужчина лет пятидесяти. – Хоть бы старикам роздали. Сам-то не голодаешь поди.

– А ты оголодал! Иди в магазин и покупай наше, российское!

– Или детишкам в интернат свезли бы...

– Нельзя, не положено, – раздражённо отмахивался глава.

Михаил Иванович и сам в глубине души чувствовал, что творится неладное, и переживал, что для уничтожения проклятой санкционки выбрали окраину вверенного ему посёлка. Он-то знал, сколько здесь безработных и на какие гроши живут люди.

Человек слабохарактерный, Михаил Иванович нервно гадал, что будут говорить о нём земляки, и в то же время испытывал священный трепет перед областным начальством. А уж мысли о кремлёвских небожителях вызывали неконтролируемые приступы паники и желание уйти в запой.

К людям присоединилась стройная девушка с серебристым диктофоном в руке.

– Газета "Варианты". Что вы думаете об уничтожении санкционных продуктов?

Парень, по виду чуть моложе неё, ухмыльнулся, дурашливо сдвинул на бок джинсовую кепку:

– Авось, сдюжим. Не одолеют супостаты. Инда взопрели озимые. Правда, на ценники смотреть страшно…

– Школу не закончил, а уже "пятая колонна", – снова завизжал глава администрации. Подскочил к журналистке. – Не надо записывать! Это хулиганье местное.

– Почему же? – Пожала плечами та. – Каждый имеет право на свою точку зрения.

Глава поманил рукой одного из полицейских. Тот отвёл девушку в сторону, стал что-то втолковывать.

Рыжик и стая наблюдали, как тронулись с места бульдозеры. Начали нарезать круги по площадке, смешивая с землёй сыр, колбасу, фрукты. Под гусеницами еда – плоды чужого труда, превращалась в месиво. Люди на обочине тихо матерились. Глава сидел в машине и в десятый раз пересматривал документы, словно плохо понимал смысл напечатанного.

Собаки в кустах принюхивались, сглатывали слюну. Наконец действо закончилось. Полиция заставила людей разойтись, укатило руководство на иномарке, уползли бульдозеры. Колонна грузовиков ещё раньше растворилась в тумане.

Тонкий месяц поднялся над лесом, над свалкой. Рыжик и стая выбежали из зарослей, жадно хватали пастями сыр, колбасу – порой прямо с грязью. Утоляли голод.

Свежие продукты собакам доставались редко, особенно в таком количестве.

Щенята насытились быстро, носились по свалке, трепали клочья обёрточной бумаги, разноцветного полиэтилена.

Послышались шаги, голоса. На этот раз стая не бросилась в лес. Ночь была их временем, а обильная еда – добычей. Рыжик первым бросился навстречу пришельцам, громко залаял, стая тоже подняла гвалт. В собак полетели палки и комья земли, послышалась брань. Рыжик увёл стаю в сторону, они прилегли на кучах старого мусора, раздражённо рыча. Но сытые желудки не располагали к агрессии.

Зато люди на свалке начали пререкаться между собой. То тут, то там вспыхивали перепалки.

Худенькая женщина в очках посветила под ноги фонарём, обернулась к рослой светловолосой девочке лет четырнадцати:

– Таня, здесь же ничего нет.

– Мама, ты просто плохо видишь. Вот я нашла – почти целый. Сыр "Маасдам".

– Как стыдно! Таня, может быть, вернёмся? Неудобно. Я же учительница.

– Вот именно. На твою зарплату такое не купишь. Даже без санкций. – Таня выбирала куски сыра, клала в полиэтиленовый пакет. – Потом вымоем, обрежем. Можно сырники испечь…

– Таня, тут бродячие собаки. Это же микробы! – Стенала учительница.

– Мама, не мешай. – По-крестьянски практичная Таня не походила на свою интеллигентную родительницу.

– И зачем я тебя послушалась! Неужели из-за сыра мы готовы отказаться от самоуважения, от чувства собственного достоинства?

– Иди домой. – Огрызалась Таня. – Я человек простой. Я как все. Ты вспомни о Лёшке и Шурке, ждут ведь вкусненького.

Учительница в темноте всхлипнула – троих детей одна поднимает, а помочь некому.

– Эй, чего явились? – Послышался в темноте мужской бас. – Я с бульдозеристом договорился, чтобы тут только раз проехал, магарыч ставил, а вы на дармовщину...

В темноте звякнуло. Мужик держал два ведра.

– Мы за сыром. – Смело ответила Таня. – И между прочим, первые.

– Тут не очередь… Мне персики нужны. На самогон. – Примирительно пояснил собеседник. – Сладкие они – сахара не надо, хватит одних дрожжей.

Люди подбирали продукты, отряхивали, складывали в принесённую тару.

– С другой стороны, на халяву… – Успокаивал кого-то худой парень – тот самый, в джинсовой кепке. Бросал в сумку помятые фрукты.

– Слава Богу за всё. – Охала горбатая старушка, ползая на коленях в бульдозерной колее. С радостным удивлением рассматривала уцелевшую банку консервов.

Послышался надсадный вой сирены, и люди бросились к лесу, спугнув собак. Все вместе вломились в чащу.

На дороге остановилась машина с мигалкой. Громкий молодой голос прокатился над свалкой:

– Расходитесь по домам. Оштрафую к чертям!

– В мегафон говорит! – Хмыкали люди в лесу. – Ты поймай ещё в темноте-то.

Кто-то у дороги тонко запричитал.

– Не трогайте, сынки. Я мимо шла.

– Кого забрали? – Зашептались в лесу, переглядываясь.

Оказалось, горбатую бабушку – не успела спрятаться.

Кто-то предложил пойти в отделение и заступиться, но остальные зашикали: активист нашёлся! Нам проблемы не нужны. И так отпустят – с неё взять нечего…

Двинулись по домам, обсуждая удачные находки.

Рыжик вывел стаю на свалку. И звери снова ели – уже медленно, впрок.

Если бы так было всегда! Каждый день привозили продукты, утюжили бульдозером, оставляли собакам… От полноты чувств Рыжик счастливо взвыл, подняв морду к месяцу. Потом упал на спину и стал кувыркаться как щенок. Другие псы начали гоняться друг за другом, играя, весело и беззаботно. Вот он – собачий рай!

Глава администрации, поднятый с постели звонком, слушал отчёт о происшествии, и плачущим голосом повторял в телефонную трубку:

– Хлоркой, хлоркой в следующий раз надо посыпать, чтоб ни одна тварь не сунулась!

Влада Черкасова

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter