Правозащитная организация "Русь сидящая" совместно с активисткой Катрин Ненашевой и бывшим редактором "Афиши" Михаилом Левиным запустили медиапроект о жизни бывших заключенных. Участники проекта рассказывают о своей жизни в местах лишения свободы и как они проходили адаптацию после освобождения. Одна из целей — исследование проблем, связанных с выходом на свободу и бытовыми предубеждениями общества.
Организаторы представляют проект как "медиашоу" и "микс из медиалаборатории и реалити-ТВ". Видеоформат выбран, чтобы дать бывшим заключенным самостоятельно высказаться о проблемах.
"Через формат медиашоу мы хотим дать возможность высказываться, показать свое лицо, рассказать свою историю посредством видеоблогов", — пояснила Ненашева.
Накануне в пространстве "План Б" в Чистом переулке прошел кастинг для желающих принять участие в проекте. Первыми кандидатами стали Тамара Андреевская и ее сын Василий.
— Нужно рассказать о себе за 2-4 минуты, — попросили организаторы.
— Ох, за две минуты точно не уложиться, — начали свой рассказ Андреевские.
В марте 2015 года Василий освободился из саратовской колонии строгого режима. Молодой человек был осужден на 13 лет за убийство (ч. 1 ст. 105 УК РФ), которое, по словам Василия и его матери, он не совершал.
По версии следствия, он нанес матери девушки, с которой встречался, 11 колото-резаных ранений. При этом, когда дело рассматривалось в Бабушкинском районном суде Москвы, два свидетеля утверждали, что видели жертву живой и здоровой спустя день и даже два дня после даты убийства, указанной следствием. Мать осужденного Тамара Андреевская, которая выступала и как его защитник на процессах об УДО, утверждает, что ей не давали ознакомиться с материалами дела пять лет. По ее словам, гособвинение специально избавилось от вещественных доказательств, чтобы уголовное дело в последующем не развалилось.
"Я была на грани. Все делала одна, надоедала всем своими рассказами про уголовное дело сына, тюрьму, — рассказала Тамара. —
Порой истерика со мной начиналась как астма — внезапно.
И так могло повторяться раз в два месяца. Помню, стою в метро, рыдаю, держусь кое-как за колонну и ничего не могу с собой сделать. Подбежала дежурная по станции и успокоила меня, умоляла, чтобы под поезд не бросилась".
Андреевская вспоминает, как два года и 9 месяцев, когда сын содержался в СИЗО, ей не давали свидания с сыном даже через стекло:
— В Матросске (СИЗО "Матросская тишина" — прим. Каспаров.Ru) гнил заживо. Первый раз его увидела, на его коже обнаружила пять пятен — гангрены. В изоляторе была полная антисанитария. Расскажи, как ты был покусан тараканом, — обратилась Тамара к Василию.
— Ночь. Сплю и чувствую, что по мне кто-то ползет и больно кусает. Оказался таракан. Он шел по руке и оставил полоску от укусов — съел верхний слой кожи.
На протяжении 13 лет Тамара пыталась с помощью юристов и правозащитников освободить сына. Андреевский добился даже положительного решения Европейского суда по правам человека, который признал, что нарушены права Василия в части запрещения пыток. Сейчас молодой человек намерен добиваться пересмотра дела и полного оправдания.
"Потерпевшие долгое время защищали меня и тоже не верили в мою вину, но потом их запугали следователи и они перестали поддерживать. Но мне все равно хочется получить оправдательный приговор и показать им", — сказал Василий.
Потом он вспомнил, как проходила его адаптация на свободе. Василий говорит, что первое время трудно было ходить по улицам, переходить дороги, пользоваться смартфонами. Все для него казалось в новинку. Он удивился, когда сел в такси и водитель тут же рассчитал маршрут, а "говорящий телефон" помог найти ему нужную улицу и дом.
— Крыша едет от всего этого, — рассказывает Василий.
— Первые два месяца я постоянно с ним ходила, постоянно созванивались, — добавляет Тамара.
— А теперь мы хотим, чтобы вы сделали свой фотопортрет, — попросили организаторы.
— Как делать? Вместе?
— Да, вы же единое целое, — сказала Катрин Ненашева.
Андреевские вышли на улицу и решили сделать фото под аркой у больших черных ворот.
— Может, за забором сделаем фото, как за решеткой? — пошутил Василий.
— Нет, теперь на свободе. Никаких заборов и решеток, — сказала Тамара.
Вторым участником проекта оказался Фанис Шайхутдинов из Татарстана. В 2006 году его приговорили к 10 годам и 6 месяцам лишения свободы по ст. 205 ("Терроризм") и ст. 222 ("Хранение оружия и боеприпасов") УК РФ по обвинению в участии во взрыве внутриквартального газопровода в городе Бугульме, не повлекшего жертв и разрушений.
При первом рассмотрении дела Шайхутдинов был оправдан судом присяжных, но приговор на основании вердикта отменил ВС РФ. Позднее Фанис был признан политзаключенным, так как уголовное преследование осуществлялось с нарушением права на справедливое судебное разбирательство. Наказание он отбывал в тюрьме строгого режима на Камчатке.
Первые три года он сидел в одиночной камере.
"После трех лет одиночества со мной, возможно, произошли необратимые вещи. Мне сложно теперь привыкнуть, когда тебе не открывают дверь. Обычно в тюрьме за тебя заранее открывают. Видимо, это на подсознание повлияло", — отметил Фанис.
31 декабря 2015 года Шайхутдинов вышел на свободу. После освобождения он не имеет права без особого разрешения покидать родное село и до сих не может найти работу.
— Меня полностью игнорируют. Мое имя фигурирует в списке Росфинмониторинга (в этот перечень попадают обвиняемые или осужденные по статьям "Экстремизм" и "Терроризм" — прим. Каспаров.Ru), и я не могу открыть счет в банке. О трудоустройстве и речи быть не может, — рассказал Шайхутдинов.
— Много друзей потеряли, когда сидели?
— Близкие мои так и остались близкими. От дальних родственников и знакомых никакой помощи не получал. Сейчас живу один, на подаяния.
— Как на подаяния?
— Получаю любую материальную помощь от кого угодно. Фактически — на подаяния. Сейчас живу только для себя.
— Вам одиноко?
— Сейчас я волен выбирать, когда хочу быть одинок, когда — нет. После восьми лет в заключении у меня произошел разрыв с жизнью. Уже после пяти лет теряешь какие-то навыки.
— Сейчас вы этот разрыв восстанавливаете?
— Да, но очень медленно. Кроме того, и общество изменилось. Все замкнулись в индивидуальных проблемах. Даже в наших селах жили люди более открытые и коммуникабельные, но сейчас нет дела до своих соседей. Хочется заняться какой-то общественной деятельностью.
— Как вы считаете, в так называемой зоне свободы мы не испытываем еще больше одиночества, нежели чем в тюрьме? Много людей вокруг, но все разрозненны, а в камере ты один.
— Именно, между арестантами больше сплоченности, чем в этом обществе.
— У вас было желание снова вернуться в тюрьму?
— У меня были такие мысли, потому что там проще. У меня было ощущение, что меня никто не ждал на воле. Руководство колонии постоянно говорило моим родственникам, что меня должны убить и ни за что не выпустят.
— А что остановило от этой мысли?
— Остановило меня то, что это не совсем нормально, — усмехнулся Фанис.
Он также согласился сделать свой фотопортрет. В отличие от прошлого кандидата, Шайхутдинов попросил, чтобы его сняли в комнате.
— Мне все-таки нравится одиночество.
После кастинга организаторы предложили каждому участнику взять камеру и снять видео о своей жизни. Позже эти ролики организаторы планируют опубликовать на сайте "Руси сидящей" и в социальных сетях.
* * *
— Почему выбран именно такой формат, когда не профессиональный оператор, а сам участник снимает на камеру свою жизнь?
Ненашева: Мы преследуем цель, чтобы участники своими руками фиксировали свою жизнь, сами создавали свое время и не было какого-то монтажа. Да, может получиться какой-то кривой монтаж, голая, неумелая реальность, но живая реальность.
— Какие цели преследует новый медийный проект? И что будет потом?
Ненашева: Дать возможность участникам снимать, дать возможность снимать для кого-то, общаться посредством камеры, посредством новых пространств. Важно, что камера выступает как терапевтический объект и сам процесс съемки — это терапия.
Левин: Те истории, которые были рассказаны ранее... Эти люди сели в тюрьму в начале 2000-х, когда происходил весь технологический слом. Они сейчас вышли на свободу и сталкиваются со сложностями, они находятся вне современного медиаполя. Фанис из Татарстана хочет общаться и начать заниматься какой-то общественной деятельностью. За то время, что он сидел, сильно изменился формат общественной деятельности. И он не совсем к новому формату приспособлен.
Кроме того, важна сила истории, которую человек может рассказать. Например, вместо того, чтобы думать о том, что сложно приспособиться к изменившимся условиям, он начинает рассказывать об этом и говорит, как бы хотел приспособиться. Это и есть терапевтический эффект — одна из целей проекта.
Еще мы хотим создать некое сообщество людей, которые будут общаться друг с другом и смогут рассказать о себе.
Ненашева: Важно создать такое комьюнити. Мы явно не сможем изменить общественное мнение. Необходимо объединяться на фоне этих историй, какой-то проблемы. Много людей в России сидели или сидели их родственники, но люди редко об этом говорят, эта тема табуированная. Нужно изменить такое отношение.
— Как правило, бывшие заключенные хотят забыть о своем уголовном прошлом, тюрьме. Зачем вашим героям рассказывать об этом?
Ненашева: Это большая проблема, что человек хочет после тюрьмы избавиться от своей биографии, от прошлого. Но настоящее тыкает его палкой: нет, у тебя судимость и ты не можешь работать, от тебя отворачиваются люди. Нам со стороны кажется, что легче пережить публичное признание, нежели постоянно закрываться. Жизненные обстоятельства все равно напомнят о твоем прошлом.
Левин: Возможно, мы не правы. Хочется как раз это исследовать, мы наверняка это не можем знать. Это и про нашу реакцию в том числе.
— Какие у вас эмоции вызвали эти истории?
Левин: В первой истории меня поразила близость между Тамарой и Василием, когда ей на протяжении 13 лет было тяжело переключиться на что-то другое.
Ненашева: Меня удивила открытость этих людей, как они могут прямо говорить о своей боли. Не каждый это может сделать.
