У Владимира Соловьева (сына историка) есть статья с анализом красоты огня, пожара. Но это, как часто у русского мыслителя, все лишь провокация, которую он же опровергает. Не может зло быть красивым, красиво только добро, и вообще триединство красоты, истины и добра — неоспоримо.

Я не буду доказывать неправоту Соловьева, это уже сделано многократно, но отмечу, что тут основа и наших разногласий, когда мы требуем от, скажем, политика, чтобы его убеждения были также чисты, как сорочка на похороны или биография народного трибуна. И только находим несоответствие, как рушим репутацию оппонента с необычайной лёгкостью. Сам виноват, что казался идеальным.

Я это все говорю для обсуждения дела Владимира Буковского в Королевском суде в Кэмбридже. В его компьютере обнаружено много разнообразного порно, в том числе с несовершеннолетними. Он объяснил это тем, что заинтересовался проблемой цензуры в интернете. Начал скачивать в качестве примеров, а потом увлёкся, собирая коллекцию, как гербарий.

Ненавистники трепещут — ещё немного, и репутация непреклонного борца с совком порушится. Отступим на шаг.

Буквально на днях в престижной бостонской газете я прочёл статью про "Лолиту" Набокова, в которой автор сравнивает восприятие этого произведения полвека назад, когда оно оценивалось как изысканная и тонкая насмешка над американской буржуазностью, как повествование о новом экзотическом герое с новыми, еще не утвердившимися ценностями. А сегодня все чаше раздаются возмущенные голоса, что "Лолита" — это произведение мерзкого педофила, которое надо если не запретить, то развенчать.

Кстати говоря, вы помните, кто послужил Набокову моделью для этой истории? Да, да, Чарли Чаплин и его рискованный роман с далеко не первой женой, начавшийся для неё в лолитином (если не раньше) возрасте. Да и звали её Лиллита (Лита). Причём по поводу интимных отношений с несовершеннолетней у Чаплина было много лишних проблем. Был он, по сегодняшним меркам, педофил со стажем. Недаром в нем бушевала цыганская кровь, которую Высоцкий по наивности и до кучи принял за еврейскую. Да он ли один?

Кстати, о претендентах на авторство "Лолиты" и Эдгар По со своей "Аннабель Ли". А в 1916 году в сборнике Хайнца фон Лихберга "Проклятая Джоконда" был опубликован рассказ "Лолита", где многое было пересказано без затей. Главное — без малого за полвека до нашего очередного Владимира Владимировича.

Хотя другие исследователи находили источник сексуально-художественного вдохновения Набокова в научном труде под названием "Сексуальная психология". Не без русского влияния русский Виктор послужил источником описания такой сексуальной девиации, как любовь к только что оперившимся девочкам.

Мне уже приходилось писать в самом начале истории с компьютером Буковского, что мы должны разделять политические убеждения и сексуальные симпатии. Они действительно происходят из разных колодцев. Секс — дело темное, интимное и, главное, исторически неоднозначное. Плюс культурные тормоза, которые в каждой культуре свои.

Пушкин, очевидно, не случайно полагал, что свобода в России начнётся с публикации Баркова. Не Радищева, не НовикОва, а "Луки Мудищева". Пушкин в очередной раз ошибся: Баркова напечатали, порнуху сделали общедоступной, но к свободе это не привело. Она мелькнула ярким крепдешиновым платьем в проеме дверей и исчезла. Порнуха — хороша и при Путине, и с Сечиным, а свободы, ее — от греха соблазна — вообще не надо.

Да, мы видим, как ханжество и мракобесие с малиновой милоновской струной берет реванш за годы просмотра копеечных видеопрокатных копий с бесконечной "Эммануэль". Но, отдавая на откуп ханжам эпизоды голубой любви, обыватель крепко держится за право наблюдать за чужими оргазмами по телевизору после полуночи. Или с DVD. После обращения Путина к народу или к депутатам. Вид сверху идёт на ура.

Протестантская культура другая, в чем-то более мягкая, в основном более строгая. У кого от чего возникает эрекция, на наш взгляд, дело десятое. Помню замечательный рассказ Джона Чивера (пересказываю по памяти), как он подходит после полуночи к кровати маленького сына, чтобы выключить свет и трогательно подоткнуть одеяло, и, случайно задевая подушку, ловит журнал, замятый на картинке анальной любви девочки с соломенными локонами и грустного циркового пони.

Это не хорошо и не плохо, это непонятно, почему именно так. Кому что нравится рассматривать. С точки зрения культуры, в которой живу я (или мне кажется, что я в ней живу), в этом нет ничего предосудительного, порнографические картинки на компьютере Буковского настолько частное дело, что оно не может и не должно ни на что влиять.

Понятно, те, для кого истина соединяется с добром и красотой, со мной не согласятся, и скажут, что политик должен быть чистым во всем: в мыслях, под мышками, на словах. Но для меня Буковский, сколько бы порноизображений ни будет найдено на его компе, остаётся одним из лучших и самых отважных наших современников. Он всегда начинал голодовку, когда оказывался в карцере. Он был непримиримым, и одна его судьба — если не оправдание, то отбеливатель репутации нашего общества, если его вообще можно оправдать и отбелить, как чёрного кобеля.

Я позволил себе в этой заметке дать ссылки на те статьи, в которых когда-либо писал о Буковском. Его жизнь не тень отбрасывает, а напротив, контрастный свет, в котором отчетливым становится то, что ещё секунду назад таковым не было. Непримиримый герой, и даже эти сладкие приторные слова, соединенные с жизнью Буковского, становятся солеными, словно от пота и несгибаемого упорства.

Между действием и воображением стоит роман Камю "Посторонний".

Мне больно, что ему, немолодому и не самому здоровому человеку, приходится сегодня мучиться, думая о людях хуже, чем они есть. Ему, возможно, кажется, что люди поверили, что его жизнь теперь разрушена, сломана, и он, может быть, не знает, что ему верят сегодня, как верили вчера.

Ни одной морщинки не появилось на той материи, из которой сшита его репутация. Только горечь от того, что человек глубже и не так прямолинеен, как казалось. И только мелодия в песне, которую каждый поет на свои слова.

Михаил Берг

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter