И вот я дождался, когда пыль от большой политологической свары, умело спровоцированной доцентом политологии Шульман, метко вбросившей слова-бомбы "анократия" (про Украину) и "гибридность" (про наш режим) стала оседать, а старательно обглоданные продемократическими оппонентами теоретические кости Екатерины Михайловны постепенно растащили чёрные вороны и белоголовые сипы… Теперь, когда острота борьбы за либеральные идеалы спала, мне хотелось бы поделиться некоторыми соображениями, которые у меня появились во время этой двухнедельной полемики и которые я как бы пишу на её полях.

Прежде всего, я убеждён, что термины, употреблённые ею и в том контексте, в котором это сделано, имеют прямо противоположное значение, нежели то, что попытался использовать автор. Это как месопотамский шаман Балиам, нанятый царём Моава проклясть надвигающуюся на Ханаан еврейскую орду, её благословил (по мудрому совету своей ослицы).

Мне очень нравится русский язык за свою гибкость и многогранность. Так, иностранные заимствования и, напротив, переводы иностранных терминов на русский язык, занимают не вполне совпадающие смысловые значения (семантические поля). Так, любой скажет про коренное отличие понятия "управляющий" от понятия "менеджер", которое в русском языке стало значить не более, чем старший клерк или "младший бригадир".

Вот "гибрид" в первоначальном значении — "ублюдок", с негативным усилением значения — "выродок", с позитивным усилением — "помесь", в смысле метис. И если сказать, что Эрэфия ведёт против Украины или против Демпартии США "ублюдочную войну", то уже дальше тему можно не разжёвывать…

На огромный методический вред отрыва от базовых понятий в увлечении их дальними изводами указывает почти полное исчезновение из оборота философской категории "становление", введённой Гераклитом и уже окончательно отшлифованной Аристотелем. Два года назад, вступив в полемику о фашизации российского общества, я обратил внимание, что, характеризуя социально-политические процессы, необходимо, прежде всего, исходить из их вектора. Например, коммунисты стали называть своё государство "социалистическим" 98 лет назад, а факт наличия непосредственных признаков "социализма" (в их трактовке) был ими установлен лишь спустя 18 лет. С этой точки зрения прав Каспаров, говоря о фашистском характере путинизма, писал я.

Если, вслед за Екатериной Шульман, мы определим "гибридность" режима как его "переходный" характер, одновременное наличие у путинизма признаков как либерального государства, так и деспотического, то мы должны разобраться с вектором перемен.

Раз режим "переходный", значит внутри его качеств происходит процесс "становления". Становление чего — это и есть главнейший вопрос! И для самой страны, вновь оказавшейся на краю революционного кризиса, и для окружающего мира, поскольку вот уже 112 лет основные мировые события определяются пертурбациями российской истории, точно так же, как в предыдущие 116 лет они определялись пертурбациями французскими…

Рублённое с плеч слово "фашизация" может многих покоробить, хотя как иначе назвать процесс консолидации правототалитарного (рыночно-консервативно-деспотического) режима, я не представляю. Разумеется, надо понимать, что такой режим по своим сущностным качествам будет весьма далёк от гитлеровского, но приобретает сходство с муссолиниевским и франкистским.

Но для интеллектуалов-прогрессистов очень важно доказать, что, служа режиму, они способствуют его "позитивной эволюции" — подальше от "Хрустальной ночи", поближе к Пиночету.

Поэтому они старательно поддерживают миф о способности имитационно-либеральных институтов деспотического режима вдруг вывернуться в сторону служения демократии.

Дело в том, что социально-экономическое и общесистемное проседание режима вызывает обострение внутривидовой конкуренции между номенклатурными кланами, и каждый из них старается заполучить себе модных (а значит — умеренно-но-либеральных) "шаманов". "Изборцев" же — не предлагать!

В результате образуется повышенный спрос на деятелей, способных обосновать "истинную верность" именно такого-то курса. В данных условиях, например, мужественного отказа регионов-доноров кормить регионы-лузеры. (Истинной подоплёкой битвы блока Лужкова-Шаймиева-Титова "Отечество"/"Вся Россия" против блока Березовского-Путина-Кириенко "Единство" в 1999-2000 годах было именно стремление порастрясти кучку "жирующих" субъектов).

Не следует удивляться, что "оказавшиеся в случае" политологи/социологи будут изо всех сил доказывать, что не надо никаких "великих потрясений", хотя довольно открыто дают понять, что о "великой России" говорить уже не приходится.

Для добросовестности оценки периодов "гибридности" в отечественной истории давайте бегло окинем их взглядом.

Период с 1906 по 1917 год. До осени 1911 года шло нарастание автономии новосозданных институтов гражданского общества. Затем начались всё более мощные попытки царизма превратить думскую монархию в декорацию самодержавия. Генеральное сражение началось осенью 1915 года, когда возникли уже открыто противостоящие двору Военно-промышленный комитет и Земский союз, и завершилось в марте 1917 года.

НЭП. Сперва идёт раскрепощение общества от "коммунизма", позднее названного, как провалившегося, "военным".

Страна из тоталитарной тирании быстро превращается в умеренно-жестокую по тем понятиям (учитывая и практики колониальной политики) авторитарно-модернизационную диктатуру. Но затем начинается столь же быстрый тоталитарный отказ, начатый, как при любой революционной диктатуре, с расправы над леворадикальным крылом революционеров — "объединённой левой оппозицией".

Оттепель. Довольно быстрое, хотя и неравномерное раскрепощение общества, сменившееся созданием умеренного левототалитарного потребительского общества, которое я называю "советским фашизмом".

"Перестройка". Продуманная операция по разгрому силами демократического движения КПСС и "советского утопизма" — с заменой их режимом лично президентской власти и госкапитализмом. Сегодня странно представить, что Ельцин согласился остановить российскую демократическую революцию в обмен на назначение Назарбаева премьером СССР!

Только ГКЧП сорвал создание "всесоюзного путинизма" — лет за десять до настоящего.

Покаюсь, что некоторое время считал, что "идущие в партию, чтобы там было больше честных людей", сыграли во время Горбачёва очень важную роль, составив в ЦК КПСС и Совмине критическую массу идеологов и экспертов — сторонников либеральных реформ. Но понимание, что горбачёвская "демократизация" лишь служила ребрендингу партократии и вытеснению профессиональной ведомственной бюрократией Партии на роль такого же жалкого "приводного ремня", каким были советские профсоюзы (точно так же, как для этого была придумана и "десталинизация" Хрущева), убедила меня в том, что энергия и интеллект этих людей были бы использованы, а они потом — выброшены. Вряд ли в 60-70-е они могли предвидеть Август-91. А в Августе очень многое решило стремление таких далёких от либерализма деятелей, как Грачёв и Лужков, использовать момент для резкого повышения своего социального статуса.

Очень важно напомнить, что Верховные советы СССР и республик смогли сыграть роль демократических институтов, потому что были избраны в период повышательной общественной фазы 1989-90 годов, и, условно говоря, были осаждены революцией, а вовсе не потому, что в условиях горбачевской перестроечной гибридности только и ждали возможности из декораций стать полноценными парламентами либерального общества.

Я не сомневаюсь, что и нынешняя Дума, будучи окружённой много-многотысячной толпой сторонников Навального или Мальцева, деловито обсуждающими вопрос, а не запалить ли её с четырёх концов, мгновенно примет любой требуемый конституционный закон — хоть о созыве учредительного собрания, хоть о чрезвычайном переходном периоде, но это будет однократное "выжимание масла", а на нормальную работу по обеспечению демократических реформ она не способна.

Поэтому, учитывая то смысловое различие между словами "гибрид" и "ублюдок", о котором я говорил, предлагаю недемократические политические системы, внутри которых происходит становление демократии, именовать "гибридными", а те, в которых вектор социальной трансформации прямо противоположен, именовать "ублюдочными". И всё сразу понятно!

И немного об "анократии". Если государство, точнее власть, слаба из-за противодействия гражданского общества, то мы должны вспомнить старую миниатюру о теории относительности Карцева и Ильченко: "относительно чего? — относительно домов!". Если власть слаба, то значит сильно гражданское общество. Ведь государство может быть очень слабым в борьбе с коррупцией или при попытках проведения модернизации и системных реформ, но очень сильным в гонениях на оппонентов или в насаждении тотальной идеологии.

Классическим примером анократии я считаю период борьбы земства и прогрессистов с самодержавием (август 1915 — март 1917). Внешне власти слабели и упускали из рук одну за другой области контроля. Но одновременно это был период резкого роста военного производства, кардинального улучшения снабжения фронта и оглушительных побед на фронтах (Брусиловский прорыв). Анократией была и "Веймарская Германия". Но опять-таки — блестящие примеры стабилизации и развития экономики, грандиозный подъём культуры, мощный дипломатический прорыв — от изоляции до неформального союза с Францией. Заваливший Германию кризис стал результатом краха американской банковско-биржевой системы, выродившийся в набор "пирамид".

Если говорить конкретно об Украине, то поскольку особых признаков авторитарности там не наблюдается, а, скорее, бушует политическая коррупция, то это означает, что у нашей западной соседки гражданское общество сильнее государства. Точно так же, как в США и Израиле, где митингами пытаются влиять на судебные решения. Или в Италии…

Но украинская анократия — это нормальное следствие революционного характера власти. Совершив революцию, гражданское общество создаёт государственные институты, но тут же вступает с ними в борьбу, потому что они немедленно начинают гасить проявления прямой демократии, манипулировать общественным мнением и увеличивать отчуждение между властью и народом.

Поэтому слабость власти относительно общества при консенсусе по вопросам решения общенациональных задач (отражение агрессии, борьба с коррупцией, модернизация и европеизация) служит только на пользу развитию демократии, а не во вред ей. Куда хуже было бы появление "киевского бонапартизма" — харизматической диктатуры, обещающей в обмен на свободу военные победы и ускоренную модернизацию.

Евгений Ихлов

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter