Сторонние критики и нового, и предыдущего протестных движений, теоретически правы. Как Ленин, обсуждая ошибки Парижской коммуны (мол, создали бы ВЧК, дольше бы продержались). Только пойди коммунары большевистским путём, на кладбище Пер Лашез ходили бы сейчас не гвоздики класть, а плеваться... Поэтому в Париже стоит памятник требовавшему остановить террор и соблюдать конституционные свободы Дантону, а памятный знак Марату и Робеспьеру можно было поставить только у Кремля, в котором поселился Совнарком.

Люди не могут прыгнуть через себя, но растут в ходе общественного движения.

Ироничные критики мартовских выступлений были правы. Но сперва протестующие должны были увидеть и испытать на собственных боках всю наивность хождения с кроссовками на шее и призывов к прокуратуре расследовать обвинения главы правительства в коррупционных связях. Поэтому в июне "вор" скандировали именно в адрес умывальников начальника и мочалок командира.

С 12 июня именно антипутинизм стал массовой контридеологией, подобно тому, как с середины 70-х среди западнической (т.н. демократической) интеллигенции массовой контридеологией стала "антисоветчина".

И поляки в 1980-81-х, и советские протестующие в 1988-90 годах выступали против злоупотреблений и привилегий. Форму мирного антикоммунистического восстания протест принял в Польше после введения ген. Ярузельским 13 декабря 1981 года военного положения, а в России — после 13 января 1991 года — убийств мирных демонстрантов при захвате войсками Вильнюсской телебашни.

Отец Георгий не мог вывести жителей петербургских окраин лозунгами многопартийной парламентской демократии и конституционных свобод. Но это стало всеобщим требованием уже через 9 месяцев. Но в это время Ленин мог шипеть как тарантул, что парламентаризм — обман и нужны революционно-социалистические требования. История заставила его ждать целых 12 лет, но зато потом наградила сполна.

Ах, как издевались над "неполитическим митингом в загоне" 14 мая! Но в результате условия реноваций стали значительно более выгодными для москвичей. И, как всегда, при частичном успехе пенка досталась именно тем, кто отсиживался в углу.

И самоотверженная борьба мученически погибшего Михаила Бекетова, страдания Константина Фетисова, подвиги славной Евгении Чириковой и анархистов привели к тому, что ширина просеки через Химкинскую трассу была очень заметно сужена и она не превратилась в скопление складов и торгцентров, как это ранее планировалось. Профит же получили почти совершенно пассивные химкинцы.

Точно так же, как главный профит от Освободительного движения 1905-06 годов (так современники называли "проигранную" Первую русскую революцию) получили зажиточные крестьяне, купцы-старообрядцы, "верхний средний класс". А гибли за это бедняки на Невском и Пресне, усмиряемая воинскими экспедициями крестьянская беднота, радикальная интеллигенция и жертвы погромов в Черте оседлости, почти официально объявленные заложниками участия евреев в революционном и либеральном движениях.

И иногда стоит "потерять ход" для выигрыша качества — унизительное фиаско 12 июня на проспекте Сахарова "неполитической части жилищников", решивших стать штрейкбрехерами протеста, очистило протест от балласта. Точно так же, как 6 мая 2012 года избавило тогдашний протест от статусных "прилипал". Хотя тут цена за "избавления от" оказалась несопоставимо высокой.

За четыре месяца новый протест прошёл путь идейного взросления, равный годам обычной политической эволюции.

То же относится к упрёкам, что москвичи не хотят "майданить". Майдана ведь тоже было два.

И Майдан ноября-декабря 2004 года был таким же трогательно мирным, как и Майдан-1990 ("Революция на граните" — уличная голодовка студентов на пл. Октябрьской революции, ставшей Майданом Незалежности, и демонстрации в октябре 1990 года, приведшие к смене просоюзного правительства и отказу Украины подписывать новый союзный договор), потому что раскол элит прошёл и через силовую верхушку. Но элиты как раскололись, так и срослись, восстановив авторитарный номенклатурный режим постсоветского типа.

Но Киев 2013-го был консолидирован ещё больше, чем Париж 1968-го, почти как Прага 1968-го и 1989 годов. Произошло соединение популистской антикоррупционной, интеллигентской правозащитно-демократической и общей — антиимперской и проевропейской идеи. Причём последней и в её националистическом, и в обывательском изводах.

Когда сейчас звучат призывы к разного рода "акциям прямого действия", то забывается принципиальное отличие российской интеллигенции от европейской (там её роль играют студенты и "прогрессивные профессора") и от нероссийской.

В Европе интеллигент — светоч нации. То же самое относится к народам СССР с крестьянской ментальностью, где врач и учитель — это местные духовые авторитеты. И только в России (среди русских) интеллигенция — некие "лагерные придурки". Поэтому польский философ, литовский писатель, чешский поэт, грузинский режиссёр, армянский астроном, азербайджанский историк или украинский правозащитник знали, что они обращаются к студентам, лавочникам, рабочим и инженерам от лица нации. Парижские пригороды поддержали Сорбонну, когда пролетарский молодняк увидел, что эти "фраера ушастые" не в шутку дают отпор Республиканской гвардии (лупцевавшей не в пример более жестоко чем московские и питерские "космонавты") и не боятся танков — какой позор — введённых де Голлем в Париж.

Парижский Май погубил авантюризм самозабвенных идиотов, вроде Сартра, решивших, что он второй Мао и устроит сейчас "культурную революцию", и глупость триумфирующего студенчества, решившего, что Gruppensex в захваченном театре "Одеоне" и возможность открыто подкуриться и не сдавать сессию — это и есть обещанный классиками "прорыв из царства необходимости в царство свободы". Но разогнав студентов огромной проголлистской демонстрацией ветеранов, напуганных "китайскими перспективами", Генерал пошёл на очень значительные социальные уступки и на демократизацию своего, до этого довольно авторитарного режима. Сыграло свою роль неприятие "мелкобуржуазного бунта" влиятельной тогда компартией, разделявшей со своими кремлёвскими спонсорами ненависть к студенческим протестам (только в марте подавили парижских студентов) и надеждам на антиамериканскую и антибританскую позицию де Голля.

Но мы отвлеклись. Итак, вернёмся к нашим "баранам", к тем самым, которых Навальный подгонял вечером 5 декабря 2011 года на Чистых прудах. Обратим внимание на поразительную зеркальность требований протестующих и их р-р-радикальных критиков. Тогда требовали честных выборов, доступа оппозиции к СМИ, выборности губернаторов и мэров, упрощения регистрации партий. Но такая позиция подвергалась испепеляющей критике со стороны тех, кто доказывал, что народ всё это не интересует, а интересуют коррупция, казнокрадство, социальное расслоение, произвол и беззаконие. Ещё с удовольствием повторяли, что людям нужно говорить об их конкретных правах, о ситуации во дворах, а не абстракции о правах и демократии (которые на хлеб не намажешь).

Теперь же, когда движение пошло именно как защита прав жителей хрущоб, как протест против коррупции и казнокрадства, напротив, твердят что это — путь в тупик, а требовать надо свободных выборов, созыва Учредительного собрания, перехода к парламентской республике... "Квартирные" же лозунги и обличение "уточек" и шубохранилищ — профанация и выхолащивание протеста.

И поскольку обе протестные волны разделяет лишь 5 лет, то позиции поменялись даже у тех же самых персоналий...

Если я уделил такое внимание перипетиям Парижского Мая, то справедливость требует уделить не меньшее внимание Московскому Декабрю 2011 года. Как известно, мало скрываемой целью "Стратегии-31", как её придумал Эдуард Лимонов, было создание в центральной части города площадки (эквивалент Майдана), на которой должны собраться десятки тысяч протестующих вечером того дня, когда произошло нечто чрезвычайное. Для закрепление навыка и тренировки противостояния полиции и ОМОНу и нужно было выводить некий костяк демонстрантов 6 раз в год. Очень грамотная стратегия, сразу делающая Лимонова лидером революции. Многотысячный протестный митинг, перекрывающий сразу Тверскую и Садовое — веский аргумент для "открытого диалога с властью".

А пожилым правозащитникам можно было красиво рассказывать про конституцию, используя их ностальгию по "соблюдайте свою конституцию".

И в 18 часов 6 декабря, на следующий день после демонстрации на Мясницкой, на Триумфальной площади собрался "несанкционированный" митинг. Двинутых туда юных барабанщиков из старательно выпестованных Сурковым "путинюгендов" просто сдуло. А на 10 декабря, на субботу, было согласование митинга на площади Революции, но на полтысячи человек. Дальше был "увод на Болотную", названную всеми тогдашними радикалами как слив протеста. Впрочем, пользуясь согласованием, Лимонов остался на площади Революции в окружении приблизительно того же числа сторонников, которое было согласовано мэрией.

Много было сказано пафосных слов, что не надо было уходить на Болотную, а надо было заполнить десятками тысяч демонстрантов окрестности Кремля. Для весомости. Есть только один момент — Лимонов и не скрывал, что сохранить митинг на площади Революции нужно было для осады здания ЦИК.

Тут появляются сразу два фактора:

Первый. Большой Черкасский переулок очень узкий и легко перекрывается, поэтому никакой "осады" с требованием отмены результатов и пересчёта голосов не было бы, а была бы драка с ОМОНом и ВВ (нынешняя нацгвардия), дающая право — штурм госучреждения — вводить в столице ЧП и законно арестовывать всё руководство оппозиции как экстремистов, организовавших попытку захвата власти.

Второй. Днём в субботу ЦИК законно мог быть объявлен неработающим, и осада и штурм пустого офиса ничего бы не дали, кроме обозначенного ранее повода для ЧП и прочего "поджога рейхстага".

После того, как три "наказанные" фальсификацией голосов тогда ещё оппозиционные партии, которые должны были стать бенефициаром пересчёта (они получали возможность образовать коалицию большинства и отправить в отставку правительство Путина), отказались заявить о непризнании итогов голосования, т.е. отказались взять власть в государстве, весь смысл протеста "за честные выборы" потерял смысл. Начался этап "требований демонтажа режима", но такая радикализация оттолкнула не только респектабельное крыло Лиги избирателей, ставшей штабом протеста, но и многих умеренных недовольных, чьим кумиром стал Прохоров.

И ещё немного о предложениях не уходить с площади Революции до удовлетворения требований. Появление Майдана давало властям законное право оцепить его. Нарушение правил согласованного проведения митинга давало право не впускать новых участников и не разрешать возвращаться ушедшим. Конечно, декабрь в столице России в 2011 году был куда теплее декабря 2013 в столице Украины (+1 против -10), но новый средний класс не мог бы без костров и палаток продержаться и 8 часов. И главное, важнее еды и питья — туалеты. Передвижные туалеты ставят за линией оцепления, и вопрос "разгона бунтовщиков" решается сам собой. Перспектива провести на ногах, в холоде, голодными и не писавшими всю ночь явно вынудила бы за час до закрытия метро устремиться под его гостеприимные своды. А за линией оцепления можно поставить автобусы и приглашать помочь с разъездом по домам (частные машины, естественно, эвакуируются, и совершенно законно).

Разумеется, всё эти уловки действуют, только если нет перспективы, что миллионная толпа хлынет и деблокирует митинг, как в Киеве. Но "неполитизированные" москвичи пока радовались освобождению от Лужкова и приходу нового мэра. Про плитку они ещё не знали. Не знали и что уже через полтора года не будет проблемы важнее дворников-гастарбайтеров.

Поэтому всё предлагаемое Великое Стояние у стен Кремля завершилось бы пошлым бегом наперегонки к биотуалетам и к закрывающемуся метро...

Евгений Ихлов

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter