1. Новая реальность
Три года назад Гиркин (Стрелков) со своим воинством унизительно бежал из Славянска, попутно оставив Краматорск, Артемовск и другие города.
Это была первая масштабная победа сил АТО [хотя, безусловно, перелом начался десантом в Донецком международного аэропорта 25 мая 2014 года].
Ее итог стал событием исторического значения, одним из тех самых "тектонических сдвигов", о которых так любит порассуждать Евгений Ясин.
Еще за полгода до этого казалось, что идея "недружеского поглощения" [термин из жизни споров хозяйствующих субъектов] Украины стала общерусской национальной идеей.
Сколько было сказано о том, что Украина – окраина Русской земли, что украинский язык – архаический диалект русского, что Украина – "малая-россия", а Московия – "россия-великая".
И как рукой сняло: никаких больше рассказов о "триедином русском народе", о Великой России до Бреста и Ужгорода, никакой заказанной с пылу с жару академии наук "Истории Новороссии".
И никакой Новороссии вообще…
Куда-то тихо исчезает "Русский мир". На историческую секунду возникает химера "Святой Руси", ознаменованная видением огромного колосса князя Владимира Киевского на площадке главного корпуса МГУ, но все эти гоголевские видения уносит - и на память о них остается сильно уменьшенный по требованию ЮНЕСКО статуй в тени Пашкова Дома.
А ведь на идею ликвидации понимания украинства как этнической нации работало триста лет русской культуры!
И все это "национальное богатство" в один миг пропало втуне – украинцы, опрокинув позиции "своих-освободителей", мгновенно перешли в категорию еще одного русофобствующего восточноевропейского народа – в разряд, говоря словами Маяковского, "поляков и разных прочих шведов" [это где он "серпастый" паспорт неосторожно носит в кармане широких штанов].
Теперь необходимо сказать несколько слов для деконструкции упоминаемых антиукраинских стереотипов.
Очень многие сказали и написали, что Украина – это не Окраина Руси, а Край Русь, точно также, как Сербска Крайна (на территории нынешней Хорватии) – это не Окраина Сербии, а, напротив, вроде домена, как Иль-де-Франс для Франции; и что название "Малая" всегда относилось к автохтонной территории, а "Великая" - к присоединенной: например, Малая (Краковщина) и Великая (Гнездно) Польши, или еще глубже по стреле времени - Малая Греция – Эллада, а Великая Греция – греческие колонии на юге Италии и на Сицилии.
Не менее глупо считать украинский язык неким жаргоном.
Напротив, это и есть исторически развивавшийся язык русичей-славутичей. А нынешний нормативный русский – это такое "восточнославянское эсперанто", созданное путем рекомбинирования и отсечения традиционных версий. Это как идиш – не периферийный жаргон великого и могучего немецкого, а его архаическая форма, близкая к готскому, староанглийскому и голландскому языкам и северогерманскому наречию.
Сказавши "идиш", необходимо вспомнить еще одно переломное сражение: 68 лет назад, внезапно разбитые в ходе первого израильского контрнаступления в Палестинской войне 1948-49 годов, арабские страны согласились на первое прекращение огня.
И сразу стало ясно, что на Ближнем Востоке будет самостоятельное еврейское государство. Пусть даже обкорнанное до приморской полосы от древнего Акко до почти столь же древней Яффы, как на этом настаивал ооновский "миротворец" - шведский граф Фольке Бернадотт (графа вскоре грохнули еврейские "правосеки" из ЛЕХИ – "Борцы за свободу Израиля" - "дабы впредь неповадно было…", и действительно – больше такого не предлагали).
2. Старая глупость
Год назад вконец отвязавшийся канал "РБК" после большого сюжета о шуваловском "десятиквартирье" (блоком, явно для переделки в суперстудию), дал отрывки из CNN-овского репортажа из небольшого городка в Южном Уэльсе, где почти 2/3 поддержали "исход".
Тут тонкость в том, что городок шахтерский и после краха градообразующих предприятий превратился в классическую британскую трущобную задницу, о горестной участи жителей которой снято столько "социально значимых" английских фильмов. Но тут "социалистический" ЕС включил его в программу поддержки таких "моногородов" и вкачал в городок более трети миллиарда евро.
Все жители знают, что живут только программами ЕС, что без них городок вновь станет "улицами разбитых фонарей", поделенных обколотой гопотой. У местных – совсем не зашуганных - пенсионеров, журналисты спрашивают: зачем они своими руками погубили свой город?
И тут ты видишь, что у интервьюируемых совершенно советские лица (тем, кто не запомнил того выражения приведу иной термин – "ватные") и советско-россиянская невозможность рефлексии. Один сэр на улице, разумеется, "бритоисходник" признается, что голосовал за выход, но теперь его страшат перспективы.
А вот леди в магазине стоят насмерть: все знают, что жили щедростью ЕС и именно это и злило - "мы сами должны решать, как тратить деньги". Вопроса "а какие вы решили теперь тратить деньги?" то ли не задали из жалости, то ли не вошло в показанный фрагмент…
У нас похожее было бы, если бы спросили бы: поддерживаете ли Путина? (дружный стон обожания), потом – на что жалуетесь? (воспоследуют обильные ламентации); потом – кто виноват? (понятно, министры, чиновники) и потом: а разве это не путинские министры и чиновники?
И тут у интервьюируемых перемыкает мозги когнитивнейшим из всех диссонансом: глаза становятся коровьи – задумчивые и печальные, зато губы сжимаются в негодующие бритвы… Это как русское население в дачной и курортной местности – ненавидит кормящих их отдыхающих и мечтает избавится от них.
А на провокационные вопросы вроде: как же без кормильцев этих жить будете, при нужной настойчивости и хитрости можно получить довольно искренний и честный ответ: а пусть отдадут нам свои деньги, а сами уматывают.
Григорий Померанц о такой разновидности массового социального суицида рассуждал, отталкиваясь от "подпольного человека" Достоевского (не путать с "бесами"-революционерами), о привлекательности эсхатологической бездны, в которую так и тянет прыгнуть от опостылевшей размеренной жизни, все разрушить, как капризный ребенок любимую игрушку.
И тут мы переносимся в первую часть наших рассуждений - к попытке войной сделать украинцев русскими…
! Орфография и стилистика автора сохранены
