Прежде чем влезь по уши в полемику о роли "прорабов перестройки", я позволю себе отвлечься на богатую тему выявления исторической ответственности за вообще отечественные деспотические порядки.
Не буду вновь тратить "цветы своей селезёнки" на дискуссию по поводу того, в чём их социокультурная первопричина: почти все винят в этом Ордынский период. Я (и очень немногие) — вижу её в усвоении византийских порядков (если какое иго и послужило социально-политическим образцом для Андрея Боголюбского, так только хазарское).
Вот, соскользнул на еврейскую тему. В Израиле никто не видит корни конфликта с ультраортодоксами (харедим, доты, датишники, и вообще, как изощряются бывшие соотечественники, "пингвины"), не желающими служить в армии, не признающими секулярного государства — в "малой" Катастрофе украинского еврейства XVII века. Хотя с точки зрения культурологии именно такая непосредственная связь и есть — страшный шок, породивший эпидемию коллективного эскапизма и сделавший социальным идеалом мужчину, целиком ушедшего в изучение Торы (имеется в виду преимущественно "Устная Тора" — Талмуд).
Американские негры были рабами столько же, сколько русские — крепостными (хотя со времён Екатерины II это было уже настоящее рабовладение). Добавим к этому вполне расистские порядки и полноценный политический террор "ночной власти" на Юге — воспетого Гриффитом ККК...
Но никто не пишет и не говорит о "рабском менталитете" афроамериканцев. Только полвека назад про собратьев, готовых смириться с диктатом белых, говорили "дядя Том" (с той же интонацией, с какой Галич пел про "евреев в ливреях").
Латиноамериканцы избавились от нескончаемых диктатур лишь четверть века назад (когда сформировался новый средний класс, возникший благодаря неолиберальным реформам предыдущего десятилетия). А перед этим — испанское колониальное правление и жуткие империи ацтеков, инков и майя. Но никто не говорит, что кровавые хунты XX века — это наследие кастильских конкистадоров... От Испании, скорее, традиция герильи (многолетней партизанской повстанческой войны), которая есть даже на Филиппинах. А вот в Португалии её не было — и нет в Бразилии.
Воспитанный крепостничеством и царизмом "рабский менталитет "русского мужика" совершенно не проявился во время антибольшевистской "пугачёвщины" 1920-21 годов, и — ровно через 10 лет — во время восстаний против коллективизации. Но зато почему-то вовсю разыгрался в начале этого тысячелетия и преимущественно у потомственных горожан...
Но теперь от рабов — к ждущим меня прорабам...
Всё предыдущее было наглядной иллюстрацией к тезису о необходимости правильного выбора исторической оптики.
В течение последних 30 лет у нас было ТРИ разных авторитарно-реформистских режима.
Сразу оговорю, что с октября 1964 и до октября 1988 у нас был режим, хоть и тоталитарный, но с коллективным (квазиолигархическим) руководством.
Точно так же считаю необходимым различать режимы реформаторские (проводящие комплексные реформы) и реформистские, меняющие саму суть социально-политических отношений, то что Н.Я. Эйдельман обозначал как "революцию сверху".
Итак, у нас была "Высокая Перестройка" — апрель 1988 — декабрь 1990 года. Её начало — это официальная государственная политика десталинизации и замена партийной легитимации власти Горбачёва на советско-государственную (от генсека-"понтифика" — к президенту). Её конец — отказ от программы "500 дней" и курс на "временную диктатуру" (под прикрытием американской интервенции в Ираке — ей пророчили судьбу нового Вьетнама). Знак — отставка Шеварднадзе ("идёт диктатура") и замена перестройщика Николая Рыжкова на Валентина Павлова.
У нас была Ельцинская "Либеральная революция" — октябрь 1991 — октябрь 1994. От правительства Бурбулиса и Гайдара, и получения Ельциным годичного права руководить непосредственно правительством и управлять указами. И до отставки из правительства Черномырдина Александра Шохина и убийства Дмитрия Холодова, узнавшего о найме чекистами танкистов для штурма Грозного.
И у нас был "Путинизм-1.0" — "правый поворот" (по программной статье Алексея Улюкаева в декабре 1991 года) — курс на авторитарно-рыночную модернизацию — преимущественно по разработкам Германа Грефа, Дмитрия Козака и Алексея Кудрина. Этот период начался с антипутинской "думской забастовки" и ареста вышедшего из осаждённого Грозного журналиста Андрея Бабицкого в январе 2000 года и завершился арестом Ходорковского в октябре 2003 года.
Потом были "Путинизм — 2.0" ("дело ЮКОСа" — путинская "опричнина"), "Путинизм-3.0" ("Болотное дело" и "Крымнашизм") и "Путинизм — 4.0" (апрельское 2016 года указание прокуратуре защищать бизнес от притеснений, от "вызова доктора", привлечение Кудрина к составлению программы правительства).
На каждом из этих авторитарно-либеральных (или псевдолиберальных) периодов реформации — Горбачёвском, Ельцинском и Путинском — были авторитетные деятели культуры и учёные, эти периоды поддержавшие. Обращу внимание на качественное отличие этих этапов.
Смешивать создание (согласно июльскому решению Политбюро ЦК по докладу Н.И. Рыжкова) монополистической капиталистической экономики на основе номенклатурной приватизации, приватизационные реформы Гайдара-Чубайса и антиолигархическую политику Грефа-Касьянова-Кудрина точно так же нельзя, как не видеть качественного различия между чекистским террором 1918-1922 годов и планомерным массовым террором НКВД, началу которого как раз исполнился 81 год.
"Прорабами перестройки" называли тех, кто с 1986 года стал поддерживать реформы Горбачёва, которые сперва концентрировались на падающем "стремительным домкратом" колхозном сельском хозяйстве. Возникло писательское объединение "Апрель" (в честь Апрельского Пленума 1985 года, на котором и были провозглашены лозунги "перестройки" и "гласности", а также "ускорение").
Затем стала добавляться открытость миру (переключение с "мировой революции" на "общечеловеческие ценности") — результат проигрыша во втором ("рейгановском") этапе Первой Холодной войны.
В апреле 1988 года Перестройка была объявлена Революцией (сверху), и целью перемен было провозглашено неслыханное — Изменение Социализма и демонтаж Командно-Административной Системы (так выражался либеральный кумир Гавриил Попов, когда советскую систему ещё нельзя было назвать тоталитарной и уподоблять фашизму).
В то время вопросов о создании многопартийности и капитализма, свободы выхода из СССР, тем более о свержении коммунистов, почти никто не ставил. Были довольны свободе "журнальных партий" ("Огонёк" и "Знамя" против "Нашего современника" и "Молодой гвардии"), появившегося движения "неформалов" — т.е. преимущественно природозащитных и градозащитных обществ и дискуссионных клубов — "Память", "Мемориал", "Демократическая перестройка".
Происходившее видели только как максимально возможное развитие "новой оттепели" — до уровня реформ в Чехословакии "Пражской весны" Александра Дубчека (январь-август 1968). Поэтому политика авторитарной модернизации группы Горбачёва — Шеварднадзе — Яковлева (например, мудрый Марк Солонин ещё в апреле 1989 года понимал суть перестройки именно так) не только не встречала осуждения в либерально-западнической среде, но всячески поддерживалась. Слишком на памяти был пример краха "Первой Оттепели". А поток антисталинской исторической публицистики делал злободневным урок ликвидации НЭПа (и бухаринского "гражданского мира").
"Прорабы Перестройки" поддерживали именно социал-демократический тренд реформизма Горбачёва, искренне считая его редкостной исторической удачей. Идеи воспользоваться послаблениями для начала Антикоммунистической революции у них не было. Более того, они довольно долго осуждали такой вариант, помня печальную участь "февральских либералов". Однако свою историческую задачу Прорабы Перестройки выполнили блестяще — они помогли довести реформы до стадии более радикальной, чем в Чехословакии 1968 года, но — главное — они помогли началу Демократической революции, заблокировавшей любой откат к Новому застою.
Как только стал ясен предел реформизма Горбачёва, часть из них — не все — поддержало российскую буржуазную революцию Ельцина (строго говоря, Сахарова-Ельцина). Но это уже не была Перестройка, это была Революционная диктатура. Не реформизм сверху, а праволиберальные экономические реформы революционного правительства.
Очень возможно, что если бы не было ГКЧП (ни в одном из вариантов — ни в запланированном Горбачёвым где-то в ноябре 1990-го "мягком", ни в резком "павловско-крючковском"), то они бы отвернулись и от режима Горбачёва — Назарбаева, убедившись, что этот режим обеспечивает создание номенклатурно-олигархического госкапитализма, и поддержали бы оппозиционное популистско-демократические движение на основе "ДемРоссии".
И уже совсем-совсем другие поддержали путинизм, пришедший именно как чаямый "бархатный пиночетизм".
Потому что одно дело авторитарная власть правителя-реформатора, преимущественно отражающего атаки "феодальной" реакции, другое — революционная власть в борьбе со сторонниками Старого режима. И совсем третья — власть бонапартистского типа, создающего новый режим как устойчивый.
Когда сравнивают наличие и отсутствие демократических элементов при реформах после антикоммунистических революций рубежа 80-90-х годов, то очень важно обратить внимание на степень архаичности реформируемого социума. Понятно, что находящиеся, пусть и на периферии Западной Европы, нации по большей части воспринимали падение коммунизма как восстановление "исторической естественности".
Кроме того, консервативные экс-коммунистические силы (те, кого поляки называли "бетон"), приходя к власти после провалов либерал-революционеров, сохраняли верность рыночному, демократическому и прозападному курсу.
В России же никакой "социал-демократизации" компартии не произошло (к страшному разочарованию теоретиков итоговой социал-демократизации как полному воплощению европейского выбора). Стремительно выяснилась глубинная "лево-фашистская", имперско-сталинистская суть идеологического костяка КПСС. Это создало атмосферу "Веймарской России" — никто не решался повторить германский эксперимент зимы 1933 года и дать возможность тоталитарной оппозиции хоть на секунду оказаться у власти.
Это в пользу резонов тех, кто искренне и бескорыстно поддерживал как укрепление личной власти Горбачёва, так и ельцинскую "демократуру". Все (почти все понимали), что российская, постсоветская в своей основе, традиция будет работать против либеральных реформ.
На уже готовые реплики, что надо было обставить приход к власти Зюганова институциональными гарантиями демократии, отвечу, что и Гитлера обставили. В правительстве и рейхстаге у него было меньшинство. Президент Гинденбург и армия его терпеть не могли... Была почти идеальная либерально-федералистская конституция (сам Макс Вебер писал!) и независимый суд. Один поджёг Рейхстага одной коробкой серных шариков (для разжигания камина — аналог охотничьих спичек) — и готово... Левая оппозиция и профсоюзы разгромлены за сутки и через неделю введён бессрочный режим ЧП.
Давайте признаем честно, что только с декабря 2011 года у нас появилась массовая демократическая прорыночная оппозиция, сравнимая по влиянию с оппозицией тоталитарной.
И самое трудное признание: что с 2000 по 2011 год политическим требованием либералов к власти было с одной стороны обеспечение им "свободы и демократии" (как Заповеднику Гоблинов — Саймака, разумеется, а не Толкина), но и защита от неосталинистской и правофашистской среды.
Такой вот парадокс, напоминающий весну 1988 года, когда от Горбачёва требовали и политического "углубления перестройки", и одновременно политической защиты от грозящих возрождённым ГУЛАГом "нин-андреевых" и специально напоминающих о Чёрной сотне "памятников"...
