Я — журналист. Плохой или хороший, талантливый или нет, я не знаю. Я просто журналист, сотрудник отдела новостей, 13 лет отдавший этим самым новостям.
К чему это я сейчас? К тому, что в силу своей профессии я много, где побывала и много, что видела. И очень много раз в детских домах, домах малютки, приютах, интернатах. Почему то считается, что это одно из моих направлений — дети. Мол, умею я душевно писать. Не знаю. Это неважно.
Я, случалось просила не посылать меня в эти места, потому, что больно. В доме малютки, видя этих малышей, маленьких, плачущих в кроватках, когда никто не берет на руки, я вместо того, чтобы работать прыгала от кроватки к кроватки и думала, господи, как так можно?
Господи, пусть у них будут мама и папа, я помню девчушку, месяцев шести, абсолютно чудесные, с карими глазками, тогда я впервые подумала, я бы смогла взять, но потом сто раз одергивала себя, что, когда орешь на своих детей, не можешь быть нормальной матерью для тех, что дома, даже не смей думать, чтобы еще кому то калечить жизнь.
Девчушку, кстати, после того репортажа удочерили, увидели в сюжете, позвонили и через какое то время забрали. Но я не об этом, я бывала во многих детских домах, и чаще всего мне везло на их директоров.
Вот на правом берегу, на Вавилова детдом, пока его возглавлял Болсуновский Николай Максимович, это был скорее дом, для сотен ребятишек. Большого сердца Николая Максимовича хватало на всех, почти все дети называли его папой, а он и не противился. Пытался построить бассейн, ввел такие порядки, что дети учились сами накрывать на стол, готовить, пытался хотя бы на выходные или каникулы отправлять их по разным семьям своих знакомых, чтобы детдомовцы видели, что такое семья и какой бывает жизнь в реальности.
Он мечтал, да и сейчас наверняка мечтает, чтобы детских домов не было вовсе, а еще очень активно сотрудничал с иностранцами в вопросах усыновления. Его кабинет был просто увешан, как я сначала думала красивыми открытками со счастливыми детскими мордахами, а одна так, вообще была как из журнала. Океан, песчаный берег и по берегу бегут три ребенка и хохочут. Девочка с длинными кудрявыми волосами и два мальчишки. И все трое, в идеально белой одежде, на девчонке сарафан, на мальчиках рубахи и шорты. Красиво — говорю я. Очень! — ответил Николай Максимович и спросил: а хочешь я тебе покажу эту девочку два года назад? Полез в папки, достал личное дело и фотографию, головенка, как после тифа, худая и такое выражение лица.. Это даже не передать, но понятно сразу, что вся ее родня бухала, давно и долго.
А потом Н.М. рассказал историю, как приехала к ним в детдом испанка, архитектор или дизайнер, я уже не упомню, за дочкой и сразу ей эта девочка приглянулась, документы, суд, все, как положенно, все процедуры, и она каждый день приходила в детдом, приносила подарки, общалась и помимо девочки, прикипел к сердцу мальчишка еще, а потом она узнала, что еще и брат родной у девочки есть, тоже в этом детдоме. В общем, я не знаю, как так вышло, но она всех троих увезла. Усыновила и увезла. А потом стала присылать фотографии Н.М и письма, что какие чудесные дети ей достались.
Что, конечно, бывают проблемы, но куда без этого, и что каждый день она начинает с молитвы со словами благодарности. Это была одна история, хорошая.
Рассказал Болсуновский и историю не очень. Тоже про девочку. Как то группу детей отправили по семьям на каникулы опять же в Испанию. И одна воспитанница ДД так приглянулась испанским родителям, что они после каникул, собрав пакет документов, рванули за ней в Красноярск. Люди, которые, даже за пределы городка своего особо никуда не выезжали. Приехали за ней, а она от них. Все плачут, родители плачут, девочка плачет: не поеду с ними и все тут.
Николай Максимович стал выяснять, что собственно произошло. Обижали тебя? — спрашивает. Нет! Не нравятся тебе? — Люблю их, говорит девочка и плачет. Испанцы тоже плачут. Выяснилось по итогу, что ей рассказали, мол по новостям показывают, наших детей туда на органы забирают.
В общем, как ее не уговаривали, так она и не поехала. А другого ребенка испанцы не захотели.
Николая Максимовича, к слову, из детского дома по собственному желанию попросили. Он разрешил девочкам брать деньги с личных счетов на девчачьи нужды, предметы гигиены, грубо говоря, прокладки и колготки. Дети ходили учиться в обычную школу и им было стыдно, что они выглядят убого.
Николай Максимович ушел. Сейчас возглавляет один из детских центров на правом берегу, помогает в работе с трудными детьми, в общем, горит, светит, греет. Это удивительный человек. А еще мне как-то довелось побывать в специализированном детском доме в Сосновоборске. Нас туда никто не приглашал.
Просто в один момент мы, вдруг, узнали, что в этом детском доме, есть группа для детей от вич-инфицированных матерей. Единственная на весь край. И вот сосновоборские депутаты вынесли на повестку дня вопрос о выселении этих детей, куда-нибудь за пределы их родного городишка. Чтобы не дай бог чего, вдруг, чихнут на депутатов и они все разом спидом заболеют.
Мы приехали наобум, не уверенные, что нас пустят. Но директор, женщина, пустила. И все рассказала. Как есть. Что таких ребятишек у них 11. На тот момент. Самым старшим по 5 лет, двум. Остальные в возрасте от полугода до двух. И только эти двое, вич-инфицированные. У остальных диагноз не подтвердился. И скорее всего и не подтвердится. И, что, вот этим двум, старшим, по сути деваться некуда. Им бы, в другой детский дом, где есть ровесники, где условия, для вич-детей, просто, чтобы не с малышами и что риск заражения персонала и остальных детей стремится к нулю.
Что детки просто удивительные. И что, конечно, выходка депутатов просто поразила весь персонал. А еще она рассказала, что вот у этих малышей, от вич-инфицированных мам, практически у всех уже есть зарубежные родители. Что наши, русские, россияне, никогда не возьмут ребенка от вич-матери, даже со снятым диагнозом, а американцы с радостью.
И случается, даже вич-инфицированных забирают. А россияне, вообще, редко приходят в их ДД, потому, что как раз вот эта группа отказников, хоть и от вич-мам, но самые нормальные, остальные, кто с тяжелой формой ДЦП, кто еще с каким редким заболеванием. И у них тоже шансы найти родителей только зарубежом.
Иностранцы, сказала она, берут любых, а наши порой, детям, как лошадям на ярмарке, зубы проверяют. Что уж там про наличие рук-ног говорить.
В ее кабинете, кстати, тоже масса красивых фотографий, как у Болсуновского в свое время. И она мне зачитала два письма от финских родителей, от одних и тех же: письмо начиналось одно так: Дорогая, М.И. мы снова пишем вам письмо рассказать о том, как идут дела, и с первых строк хотим сказать, как замечательно, что однажды мы приехали к вам и забрали домой наших чудесных детей. Наша жизнь теперь наполнена безграничной любовью, и мы уже не можем представить, как жили раньше без наших детей. И тд.
Директор детского дома-интерната рассказала про этих двух чудесных детей. Мальчик и девочка. Мальчик с врожденным заболеванием, толи нерв какой отсутствует, толи еще чего, я не врач, диагноза не помню, в общем, он не чувствовал, когда ходить в туалет. Просто, когда мочевой пузырь наполнялся, и не только мочевой, ребенок испражнялся под себя, не чувствую этого. Санитарки-няньки его мыли, так и жили.
А у девочки не было ножек, точнее они, где-то до коленок были. И вот их финны и забрали. Мальчик сейчас ходит в обычную финскую школу. Я уж не знаю, как там точно, но новые мама и папа, сначала приучили его ходить в туалет по времени, конечно, всякие памперсы, трусы для взрослых, потом еще вроде как операция была, до конца болезнь не излечима, но ребенок стал ребенком, а не умственно отсталым овощем, жизнь которого бы ограничилась койкой и резиновой клеенкой, коричневой такой, чтобы матрасы не загаживал. А девочке поставили протезы. И стали учить ее ходить. И бегать. И жить.
Одна проблема, писали финские родители, процесс это болезненный и не очень приятный, поэтому дочь, чуть что снимает их и бегает на руках, руки у нее сильные очень, но мы и с этим справимся. Главное, что они у нас есть. И старшие дети, а у этой четы есть свои дети, но уже выросшие и живущие самостоятельно, очень любят младших и во всем нам помогают и поддерживают.
Мы очень счастливы, писали фины. А я сидела и думала, Господи, это же какими сердцами надо обладать, чтобы совершить такие подвиги. А это подвиги, как ни крути. На которые, к примеру, я не способна. И честно говоря, не знаю, кто из того, кого знаю я, способен. Тех детей, мы отстояли тогда, депутаты, кстати, тогда проголосовали против выселения детей. Часть даже резко осудила товарищей по цеху.
А 7 канал объявил сбор средств для Сосновоборского ДД. И откликнулось очень много людей. Несли деньги, вещи, игрушки, даже магазин Дорц тогда выделил приличное количество детской одежки для самых маленьких, подгузы, велосипеды и что-то еще. А потом пришла прокуратура. За то, что мы это сняли и показали, нам, правда, предъявить было особо нечего, лица детей мы квадратили, а вот директору, как опекуну пришлось несладко. А еще, один человечек, очень хороший, я не буду раскрывать имени, работает, как раз в органах по вопросам усыновления.
И вот как то мне рассказал, что каждый раз приезд в дом малютки, это бешенный стресс, есть комната, красивая такая, с игрушками, там детей обычно фотографируют, чтобы на сайт выложить или специально журналисты снимают, для рубрик типа: ищу маму-папу, так вот, за исключением съемок, комната с игрушками стоит все время закрытая, и вот детей приносят, они видят игрушки, хватаются, играют, а потом съемка окончена, игрушки отбирают, порой достаточно грубо, мол, сломают, напакостят тут и рыдающих детей уносят.
Вот такая вот фигня. Вчера, когда я смотрела, как несет с экрана какую-то невообразимую ересь Жириновский, а следом Харитонов, я потеряла контроль над собой. Я стала материться, кричать, напугала маму свою. Я разом вспомнила все эти истории, хотя я их и не забывала в общем то, знаете, есть такие знания, которые всегда грузом с тобой, от которых, как ни крути не избавиться и стало понятно, что это приговор.
Приговор детям, сосновоборским, красноярским, российским, у которых раньше был хоть шанс, не такой уж и маленький, счастливый билет? лотерея? да все равно, был.. а теперь нет.
Мой сын старший, смотрел на мою реакцию, а потом сказал: Мама, я Путина ненавижу. Мы всего в школе его ненавидим. Моему сыну 10 лет.
И мы дома, когда есть дети, о политике, как мне раньше казалось, разговариваем редко.
! Орфография и стилистика автора сохранены
