C 7 по 15 декабря в кинотеатре "Художественный" прошел фестиваль документальных фильмов "Артдокфест". Среди фильмов были две работы о протестах в Москве в 2011-2012 годах. Один из них — короткий метр "Путин, люби нас" и второй — полный метр, фильм Евгении Монтаньи Ибаньес "Марш! Марш! Левой!". В интервью Каспаров.Ru она рассказала, как снимала документальное кино о Сергее Удальцове.
— Есть яркие кадры, которые ты сняла, но не вставила в фильм?
— Когда я уже монтировала фильм, в "Твиттере" прочитала, что Удальцову в спецприемнике, где он отбывал очередные 15 суток и, как всегда, держал сухую голодовку, стало плохо. И после многократных просьб адвокатов его повезли в одну из московских больниц. Я решила, что Сергея надо поддержать. Приехала, прошла через приемную с камерой в кармане, там грязно, бомжи сидят, Сергея не видно. И тут вижу: два охранника, а между ними — Удальцов. И вокруг никого: ни активистов, ни журналистов.
И он меня увидел и говорит: "Привет, Женя. Как твои дела, как кино?" Полицейские, охранявшие Сергея, напряглись, но я не растерялась и говорю: "Привет, а я пришла на гастроскопию!" Было ощущение, что он сидит там один, больной, бледный, никому не нужный. Поэтому, когда он меня увидел, очень обрадовался, хотя я его задолбала своим кино. И я сняла его, вот такого растерянного и страдающего от боли, и в коридоре больницы, и в палате, но в итоге эти кадры не вошли в фильм.
— Почему ораторскому мастерству Сергея учил именно Баширов? Он сам его выбрал?
— Мои родители знакомы с Башировым еще по ВГИКу. Все говорили, что Удальцов — это такой новый Сергей Нечаев. Ну о'кей, раз он Нечаев, тогда давайте читать "Катехизис революционера". И не тихо на кухне, а со сцены. Я хотела его прощупать как актера и предложила варианты, кто мог бы его учить, и Сергей выбрал Баширова.
Кроме "Катехизиса", хотелось снять с Сергея зажим, который виден невооруженным глазом, вытащить его из скорлупы образа пламенного революционера, увидеть его растерянного, как он смеется, стесняется, учит что-то новое. Встречались мы в театре в два часа ночи, потому что днем Сергей все время на каких-то встречах и несколько часов он смог выделять только по ночам.
Например, было упражнение, в котором надо было говорить свои ассоциации, связанные со звучащей в этот момент музыкой, а Сергей не спал уже несколько суток. Это для меня одна из удач фильма, где он не играет на публику, где он максимально откровенен со зрителем. Мне говорили: "Зачем ты вставила эти кадры? Он нелеп и смешон в таком виде". А Сергей после съемок сказал "без купюр": "Можешь брать все, что угодно, я никаких табу накладывать не буду".
Сергей раскрыт для нового, он хочет учиться, он все спрашивал Сашу Баширова: а как это сказать, а как то. А когда человек чему-то учится, он не может быть смешон. В конце концов, людям интересен не политик, им интересен человек.
— А почему в фильме нет его жены Анастасии Удальцовой?
— Анастасия мне была нужна для фильма, и я ее сначала снимала, но потом Сергей категорически запретил снимать дом и детей, поэтому у нас выпала семейная жизнь, и Стася таким образом тоже выпала. Я не смогла раскрыть героя через комфортную для него обстановку, но неожиданно появились люди, которые начали голодать в поддержку Шеина, последовав примеру Удальцова. Они долго искали помещение для своей акции и в итоге издание "Свободная пресса" выделило им комнату, где проводило онлайны. На тот момент моя мама руководила "Свободной прессой", и она мне разрешила снимать в редакции. Я перестала упираться в Сергея, поняла, что смогу раскрыть своего героя через этих женщин, которые последовали за ним, которые готовы вынести многое ради изменений в стране.
— А как он с ними общался — по-другому или также сдержанно?
— Ко мне он относился гораздо более сдержанно, часто не брал трубку, а с ними он все время был на связи, отзванивался им постоянно. Тем более что голодающие очень нервничали, рядом со"Свободной прессой" дежурили автозаки. Они очень боялись, что их заберут, постоянно полиция приходила, требовала, чтобы дали им паспортные данные голодающих, давили на них и на нас. А с голодовки они выезжали по одному, вызывали такси, чтобы никакая машина за ними не ехала.
— Фильм получился больше про Удальцова или в целом про левое движение?
— Самый первый монтаж фильма был манифестом за левое движение. Это был фильм о человеке из камня. Я хотела снимать об Удальцове, ходить за ним везде. И пришлось перемонтировать несчетное количество раз, чтобы убрать вот эту однобокость, чтобы появился второй план. Это как послевкусие, кино о любви к левому движению, которая прошла. То есть теперь я не готова за ним идти.
— Жень, расскажи о кульминации фильма: долгих, вязких и подробных минутах беспорядков на Болотной площади.
— Все мое кино люди ждут 6 мая — всю голодовку, все приготовления, бессонные ночи, все ради этого, как им кажется, решающего дня. И вот этот день наступает. Теплое весеннее солнце, море флагов, "Вставай страна огромная!", барабан помогает колоннам двигаться в одном ритме, тысячи людей движутся к Малому Каменному мосту. Что было дальше, все знают. Меня в той давке уронили, я сильно ударилась об асфальт, слезы, страшно: сейчас задавят, по мне уже ходят. Вокруг люди в том же состоянии, их также роняют, и они падают. Я потеряла всю свою группу, один мой оператор забрался за спины ОМОНа и поэтому съемки крупным планом, где ОМОН бьет пришедших на акцию людей, без разбора орудуя дубинками направо и налево, — это его кадры. Сама я в это время со вторым оператором (такая же маленькая девушка, как и я) залезла на дерево, с камерой, у меня трясутся ноги, у нее руки, и мы слышим, как ОМОН кричит "Выдавливай!". В итоге нас снесли, конечно.
— А Удальцова вы не потеряли?
— Удальцова прямо со сцены увезли в УВД, мы приехали к отделению чуть позже и отсняли там такие странные кадры: парень с красным флагом забирается на трубу, тут же ОМОН в касках, гром и молнии, молнии, молнии.
— В кадре Удальцов выглядит иначе, чем в реальной жизни?
— У меня в фильме есть Сергей такой, каким его все видят, но есть и такой, каким его никто не видел. Но он не работает на камеру, он ее не замечает.
— Сложно было снимать такого скрытного человека, как Удальцов?
— В начале найти контакт с Сергеем было очень сложно, он мало кому доверяет, а меня совсем не знал и не очень понимал, что я от него хочу и зачем все время за ним хожу и снимаю. Если бы не Леня Развозжаев — он с первого дня как-то поверил мне, — не было бы первых кадров в машине (Удальцов с Развозжаевым едут на митинг на Пушкинской площади). Именно Леня уговорил Сергея разрешить моему оператору снимать их разговор в машине. Я ему очень благодарна, он сразу поверил, что я не стукач, и помог.
Да и сам Сергей потом понял, что я снимаю про него кино, а не информацию собираю.
— О чем снимать документальное кино в России, кроме акций протеста?
— Да обо всем. О нас, о вас, о стране, о людях, о любви, о смерти и о наших женщинах.
Вы можете оставить свои комментарии здесь
