Дмитрий Жвания "Битва за сектор. Записки фаната", Лимбус Пресс, 2011

Эта книга была закончена к октябрю 2010 года. Как можно предположить из предисловия, надписи на обложке "От стадиона до Манежной" и времени сдачи издания в печать, его выпуск был ускорен после того, как известные события 11 декабря прошлого года придали теме спортивного фанатизма в России повышенную и явно политическую актуальность.

Апология фан-движения, написанная леворадикалом и анархистом, — такое не часто встретишь. Факт, вызывающий интерес даже после всех необходимых в данном случае оговорок. Во-первых, Дмитрий Жвания был фанатом до того, как заинтересовался политикой, собственно, как следует из книги, он в свое время и ушел из фанатизма в анархизм, буквально так. Во-вторых, фанатом он был не самым типичным: хоккейным — это раз; в первой половине — середине 1980-х, то есть уже очень давно и на самой заре отечественного фанатизма, — это два; три — болел он за ленинградский СКА, к которому в его родном городе отношение в среде болельщиков всегда было довольно прохладным из-за того, что традиционная враждебность фанатов футбольного "Зенита" по отношению к московскому ЦСКА переносилась и на их ленинградских хоккейных одноклубников.

Наконец, автора сложно назвать классическим "леваком" или анархом.

В ходе своей политической эволюции Дмитрий Жвания прошел последовательно стадии анархиста (либертарного коммуниста), троцкиста и национал-большевика, а сейчас называет себя то радикальным социалистом, то вообще правым анархистом.

Он не стесняется цитировать "одного итальянца" и, среди прочего, заявляет: "Свобода — это всегда иерархия. Человек, который палец о палец не ударил, чтобы стать свободным, свободы не заслуживает, его место в свинарнике". Это буквально совпадает с точкой зрения другого правого анархиста Дмитрия Корчинского: "Благами анархии должны пользоваться анархисты. Кто хочет жить под ментами — будет жить под ними".

Но факт остается фактом:

"Битва за сектор" — это песнь во славу фанатов, пропетая принципиальным противником националистов и правых, с которыми чаще всего ассоциируется явление спортивного фанатизма.

Признавая в предисловии доминирование в отечественном фан-движении своих идеологических противников, Жвания, тем не менее, не отрекается из-за этого от явления, которому отдал несколько лет юности. Он противопоставляет фанатов обывателям, он пишет о них как об антисистемном феномене. Иногда сетует: да, жаль, конечно, что, в отличие от стран Европы, в России практически нет "красных" фанатов, но за этим все равно читается, что радикалы с противоположенного, националистического края ему, кажется, ближе обывательского "болота". По крайней мере, возможность для такой трактовки остается.

Более того, в том же предисловии, написанном по горячим следам событий на Манежной площади, он, помимо ожидаемых атак на расизм и нацизм,

порицает и северо-кавказских "нацистов" за их поведение в российских городах, поднимает голос в защиту цивилизованных и нерасистских националистов

и пишет, что убийство Егора Свиридова поставило его в "сволочную ситуацию" — Жвании не по пути ни с властью, ни с "нацистами" (и здесь он фактически признает, что в данной ситуации националистически настроенная молодежь выступила как антисистемная сила), ни с кавказцами. В общем, в случае с автором этого сочинения все очень сложно и нетипично.

Экскурс в еще советский фанатизм, который начинается с ранних 1980-х и к тому же является автобиографическим, — это, конечно, очень интересно. Время, когда горластый и непослушный ребенок, русский фанатизм издавал свои первые дерзкие крики. И хотя тогда Жвания был аполитичным фанатом, он пишет о том, что

по своей глубинной сути это явление было крайне враждебным советским системе и образу жизни.

На стадионах СССР официально была разрешена только одна форма выражения эмоций — хлопать в ладоши. Диаметрально противоположная советской серости приверженность фанатов ярким цветам, подчеркнутая, как сейчас бы сказали, маскулинность объединений болельщиков, создание неподотчетных государству сообществ с ярко выраженной групповой солидарностью, само поведение, направленное на привлечение к себе максимального внимания, откровенная агрессивность — все эти неизменные составляющие фанатизма были вещами вопиюще антисоветскими. Как пишет правый интеллектуал Константин Крылов, в советском понимании "воспитанный" означало "послушный".

Фанаты "воспитанными" не были.

Фактура книги интересна именно тем, что почерпнута из времени, когда субкультура только формировалась. Автор указывает на отличия (часто в худшую сторону) фанатов его, еще доперестроечного "призыва", от тех, кто пришел им на смену. Так, повальное пьянство в среде болельщиков в те годы было явлением, как сейчас бы сказали, системным. От драки с "контуженными" "афганцами" в Киеве до совершенно эпического побоища с болельщиками вильнюсского "Жальгириса" (вот уж воистину стихийные националисты, которым для объединения против приехавших "армейцев" не потребовалась никакая субкультура!) — рассказы Жвании о его со товарищи приключениях кажутся не более, но и не менее занимательными, чем описанное в массе литературы по теме. Книга питерского журналиста и политического активиста должна занять место на одной полке с сочинениями Дуги Бримсона, Джона Кинга и даже Дмитрия Лекуха, представляющего прогосударственнический, лояльный официозу российский фанатизм.

Обвинения фанатизма в "абсурдности" ("Какие-то парни бегают по полю, получая за это миллионы, а ты тратишь свои силы и здоровье, рискуешь порой, поддерживая их".) автор отметает, как обывательские. Наоборот, с его точки зрения,

так называемая нормальная, овощная жизнь — вот верх абсурда.

А фанатизм, если абстрагироваться от идеологических ориентаций, — это в любом случае хорошая школа организованного противостояния институтам власти.

Редакция благодарна магазину "Фаланстер", предоставившему книгу "Битва за сектор"

Антон Семикин

Вы можете оставить свои комментарии здесь

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter