К началу XXI века Бог умер. Это, пожалуй, одно из самых удивительных отличий только что закончившегося века от веков минувших. Точнее, в современном "цивилизованном" мире умерла религия.

Слово это, как известно, означает "связь", связь между творцом и Его творением, то, что человек действует согласно предписанием Божества.

То, что не проявляет себя – нельзя сосчитать. Король, которого не признает никто из его подданных, не просто обычный человек – он ноль. В течение веков религия помогала человеку осознать его место в мире, давала ему ориентиры, абсолютно необходимые для существования социума, определяла, что есть добро и что есть зло.

В современном мире религия, в том числе в головах профессиональных священнослужителей, кормящихся с руки государства, уже повсеместно представляется чем-то сладким и пресным. "Учение о мире и согласии, о гармоничном сосуществовании всего со всем". Сферой приложения религии объявлен только личностный рост.

Тогда как на протяжении всей предыдущей истории человечества религия была силой, управляющей социумом, руководством о том, что считать злом, как отличить зло от добра, выявить его, и как воевать со злом до полного его истребления – воевать во всех существующих мирах, в том числе и в физическом, физическими методами.

Но современные пастыри стремятся перевести эту борьбу исключительно в область метафизики.

Конечно, идея, что материальное зло, сделанное тобою в этом мире, можно искупить, а зло, которое хотят сделать другие, остановить, путем физического неделания в нашем материальном мире, в том мире, в котором зло было произведено, исправить путем перевода сюжета в мир "духовный"= "невидимый"= "несуществующий" – всегда была популярна среди людей. Ибо, положа руку на сердце, каждый понимает, что стоять в молитве и посте 24 часа напролет на холодном полу все же приятнее, чем, подорвавшись на мине во время атаки, четверть часа проваляться в пыли, истекая кровью из оторванных ног.

Однако еще Гюстав Лебон, основатель социальной психологии, писал, что "ставя себя исключительно на политическую точку зрения, можно заметить, что влияние религиозных верований огромно. Непреодолимую их силу образует то, что они составляют единственный фактор, который может моментально дать какому-нибудь народу полную общность интересов, чувств и мыслей". (Гюстав Лебон. "Психология народов и масс", Изд-во "Макет", СПб, 1995 г,, стр. 120).

Внешне религии процветают и сегодн: современные города "цивилизованного" мира полнятся храмами, причем в любой столице "мирового значения" можно найти храмы абсолютно всех конфессий, не только существующих ныне в мире, но и когда-либо имевших место в реальности и даже сугубо виртуальных.

Однако значат все эти конфессии в жизни не более чем музеи – никто уже не готов "умирать и убивать" во имя воплощения заветов своей религии, более того, сама мысль о возможности такого поведения – совершенно естественного еще полтораста лет назад – просто не приходит современному "цивилизованному" человеку в голову.

Религия тут – просто общественная декорация, религиозные конфессии стоят на одном уровне с обществами любителей канареек.

Но тот же Гюстав Лебон, писал: "Если в настоящее время старое общество колеблется в своих устоях и видит все свои учреждения сильно пошатнувшимися, то это потому, что оно все более и более теряет свои старые верования, которыми люди жили до сих пор. Когда человечество их совершенно потеряет, новая цивилизация, основанная на новой вере, необходимо займет ее место. История показывает нам, что народы не переживают долго исчезновения своих богов. Родившиеся с ними цивилизации умирают также с ними. Нет ничего более разрушительного, чем прах умерших богов" (стр. 122-123).

Во времена Лебона (Франция конца XIX-го века), этот процесс только набирал силу.

Сейчас же он подходит к своему логическому завершению.

Бывают эпохи, повторяются они в жизни каждого народа и страны, когда общество напоминает – а иногда и навязывает – своим чадам активную модель жизни и борьбы. А бывают времена, когда никакой общепринятой идеологии не витает в атмосфере вообще. А еще бывают времена, когда именно пассивная модель, идеал неучастия, недеяния подается малым сим как идеал и императив, как единственно возможный вариант поведения. И именно эту простую и приятную модель реагирования хочет внушить своим членам современный официальный социум, именно это, "третье время" наступает сейчас в "западном мире", в том числе и в Израиле, и в России, которая в очередной раз умудрилась "вписаться в Европу" в момент ее системного кризиса.

Единственная религиозная система, которую не коснулись эти процессы, – "радикальный" салфитский ислам.

"Только в религиозные эпохи моментально преобразившиеся народы совершают те неимоверные усилия, кладут основания тем империям, которые удивляют историю. Таким образом, несколько арабских племен, объединенных мыслью о Магомете, завоевали в несколько лет нации, не знавшие даже их названия, и основали свою громадную империю. Не качество веры надо иметь в виду, но степень власти, которую она имеет над душами. Слишком терпимые и слишком кроткие боги не дают никакой власти своим поклонникам. Последователи сурового Магомета господствовали долго над большей частью мира и страшны еще теперь" (стр. 120-121). Слова эти, стоит напомнить, написаны в 1898-м году.

"Третье время" наступает (собственно, уже и наступило и в Западной Европе, и в Америке, и в Израиле, и в России.

Но вот в каком времени живут классические священные тексты?

Религиозные системы, пережившие многие столетия, именно потому столь живучи, что содержать в себе механизм самовосстановления.

Маятник постепенно, все еще медленно, но вместе с тем все увереннее и увереннее, начал движение в противоположную сторону.

В начале XXI века идеологический климат на планете стал постепенно меняться. До последней трети ХХ в мире набирали силу процессы секуляризации и либерализации, однако в последние десятилетия происходит духовная милитаризация мировых религий. Внутри них появляются силы, ориентированные на активную деятельность именно "в мире сем".

В исламе эта тенденция приобрела форму исламского фундаментализма, с его ориентацией на мусульманскую умму как воинское объединение.

В католичестве — наиболее ярким проявлением этих процессов служит полутайный светский орден "Опус Деи", а также стоящая на грани католической ортодоксии "теология освобождения".

В православии – и в России, и на Украине, и в Сербии, и в Греции происходит "духовно-милитаристское" брожение, хотя оно и не приняло еще четкие организационные формы.

Протестантизм переживает эпоху бурного роста харизматических и активистских течений. Во многих, удаленных друг от друга регионах, таких как Белоруссия и Латинская Америка, протестанты вытесняют старые конфессии, постепенно становясь главной религиозной силой региона.

В Латинской Америке в последние десятилетия на основе африканских, индейских и христианских элементов сложились новые религиозные системы, ставшие не только духовным, но и политическим фактором — например, религии Канбомбле, Макумба, Умбанда и Кимбанда в Бразилии.

Тибетский ламаизм пытается заявить о себе как о мировой религии, пускающей корни на всех континентах, во всех культурах и активно влияющей на политические процессы.

В рамках иудаизма также назревает революция, сравнимая с появлением хасидского движения в середине XVIII века. На этот раз в иудаизме можно ожидать появления движений, стоящих на позициях сугубой религиозной ортодоксии, одновременно эсхатологических и нацеленных на духовную и светскую экспансию. Причем стремящихся, как это было в последние столетия до распространения христианства, выйти за пределы еврейского народа. В самых неожиданных точках, как перуанские Анды или индийский штат Мизорам на границе с Бирмой, местные племена в массовом порядке переходят в ортодоксальный иудаизм.

Новые времена, грозные и неожиданные, стоят на нашем пороге. Наступающий век не будет похож на ушедший, и выживет в нем лишь тот, кто сможет мобилизовать силы для новых задач.

Авраам Шмулевич

Вы можете оставить свои комментарии здесь

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter